Публикации
Русская Православная Церковь Курганская епархия
По благословению
митрополита Курганского
и Белозерского Даниила

Иерей Михаил Сычков: «Такой внутренней свободы как в Церкви – нет нигде!»

8 Февраля, 2021
Иерей Михаил Сычков: «Такой внутренней свободы как в Церкви – нет нигде!»
Сегодня мы знакомим читателей с иереем Михаилом Сычковым, настоятелем храма Покрова Пресвятой Богородицы города Кургана, руководителем ревизионной комиссии и заместителем председателя дисциплинарной комиссии и церковного суда Курганской епархии.

- Я родился 10 октября 1983 года в городе Кургане. Отец Владимир Васильевич – военнослужащий, по образованию инженер, мама Наталья Николаевна тоже инженер, они вместе учились в Москве. Папа родом из Башкирии, мама курганская. В семье у нас три сына: Сергей, Александр и я – младший; между нами разница в три года. Все мы окончили 27-ю школу-гимназию.

- Вы хорошо учились?

- Средне – не отличник, но и не троечник. В нашей школе тройки получать было стыдно, среди одноклассников это считалось, как сейчас говорят, «зашкварно». Родители ко мне в дневник никогда не заглядывали – ну учится и учится. Поступив в институт после школы, я удивился тому, насколько там было легко учиться.

- В какой вуз вы поступили?

- В Уральский юридический институт МВД города Екатеринбурга. На тот момент мой старший брат этот институт окончил, а средний брат учился на третьем курсе. Наверно, сыграло роль, что папа был военный, вот и мы выбрали погоны. К тому же, здесь была возможность получить высшее образование за 4 года, мы были обеспечены жильём и получали очень хорошую стипендию. На четвёртом курсе, когда мы были уже в офицерском звании, у меня стипендия была выше, чем первая зарплата следователя. Для родителей было оптимальным вариантом отдать детей такое учебное заведение, где образование бесплатное, где детям ещё и платят, одевают, кормят, да ещё и гарантированно трудоустраивают.

Окончив в 2004 году вуз, я стал работать следователем следственного управления. Проработал два года. Следственное управление – централизованная структура, в каждом райотделе милиции есть отдел, который подчиняется следственному управлению. Он существует как бы параллельно, фактически находясь в райотделе, не подчиняется ему. Первый год работал в Октябрьском райотделе, потом меня перевели в отдел по расследованию экономических преступлений. Там я проработал полгода, потом меня откомандировали в другое подразделение (оно сейчас не существует), это подразделение напрямую подчинялось генпрокуратуре. Нас было два следователя, мы расследовали огромное дело, которое в итоге составило 18 томов. Полгода я там потрудился, и на этом моя карьера милиционера закончилась.

- И как это произошло? Какой путь привёл вас к этому решению?

- Меня по настоянию мамы окрестили в 12 лет, не спрашивая, хочу я этого или нет. После этого никаких взаимоотношений с Церковью у меня не было – до четвёртого курса института. Я до сих пор понять не могу, почему у меня тогда возникла тяга к Церкви, просто период такой был – переломный. В одно утро мне захотелось в храм, и с тех пор я каждую субботу вставал рано утром и ехал на троллейбусе в церковь. Позже стал ездить в только что построенный Храм-на-крови.

Приезжал на службу, стоял, совершенно не понимая, что там происходит. Я думал, что с возгласом «Святая святых!» всё заканчивается и уходил из храма. Позже понял, что это вовсе не конец службы, потихонечку начал исповедоваться. Батюшка, который меня исповедовал, охал и ахал, слушая об образе жизни, который я тогда вёл. Постепенно, по нарастающей, я стал вовлекаться в церковную жизнь. И к концу института у меня уже было ощущение, что я не буду работать в полиции.

Вернувшись в Курган, стал ходить в Богоявленский (ныне Рождественский) храм к протоиерею Николаю Чиркову. Храмов в городе было немного, выбирать особо не из чего. В Александро-Невском соборе было как-то неуютно, это беда всех центральных соборов, куда ходит очень много людей, и тяжело поддерживать порядок в приходской жизни. А вот у отца Николая в храме присутствовал уют, и это привлекало.

Я стал туда ходить. Но церковную жизнь было тяжело совмещать с работой, потому что рабочий день следователя был ненормированный. На руках у меня, молодого следователя, единовременно находилось 35-40 уголовных дел. Выкраивал какие-то моменты, но понял, что полноценно это несовместимо.

Мама мне подсказала, что, может, ты свяжешь свою жизнь с Церковью? Я подумал – почему бы и нет? Обратился к отцу Николаю, рассказал о себе и о том, что хочу, если это возможно, стать священнослужителем. Отец Николай благословил для начала помогать ему в алтаре, когда выдавалось свободное время. Это был 2005 год.

С полгодика я так ходил. В начале 2006 года ныне покойный владыка Михаил совершал богослужение в Богоявленском храме, а я пономарил в алтаре. После службы ко мне подошёл протодиакон Михаил Шушарин (он тогда был первым архиерейским диаконом) и предложил послужить в соборе Александра Невского. Мне, честно говоря, не хотелось, я уже прикипел к Богоявленскому приходу, но отец Николай благословил – иди, служи.

Спустя месяц состоялась моя хиротония в сан диакона, но на момент рукоположения я ещё оставался следователем. Нас так просто из следствия не отпускали, рапорта на увольнение, если их не зарегистрировать, просто терялись. На следующий день после рукоположения я отправил рапорт на увольнение заказным письмом, и две недели совмещал работу следователя и священнослужителя. Конечно, все мои коллеги сильно удивились. Они знали, что я верующий человек, но не подозревали о стремлении стать священником. Так и началась моя церковная жизнь.

- Из разговоров с предыдущими героями рубрики «Епархия в лицах» я нередко слышала, что родители и родственники не одобряли увлечения Церковью, отговаривали и даже ругали. А у вас, наоборот – мама посоветовала.

- Да, мама посоветовала, но на тот момент они с папой были в разводе, и папа, прожжённый атеист, узнав, что я свернул со стези человека в погонах и стал священнослужителям, сгоряча сказал – я сына потерял. Спустя время, он понял, что наши с ним отношения не изменились, он ничего не потерял, я с ума не сошёл, ничего страшного не случилось. Просто я в некоторых моментах радикально изменил образ жизни и сменил сферу деятельности. Но папа – человек умный, и спустя примерно год, он понял, что нет смысла позориться, он, наоборот, стал с гордостью говорить: «Мой сын – батюшка!».

- Когда вас рукополагали, ваша супруга понимала, что ей предстоит стать матушкой, а это очень серьёзный шаг?

- (Вздыхает) Да я и сам в силу возраста (мне было 22 года) толком не понимал, что такое – быть батюшкой. Не зря есть древние каноны, запрещающие рукоположение до 30 лет. Но время ставит свои условия, просто нет возможности кандидатам в священнослужители дожидаться этого возраста – у Церкви в тот момент был кадровый голод, и любого более-менее подходящего человека брали с целью подготовить его уже в процессе служения. Зачастую подготовка священнослужителя начиналась после его рукоположения. В моём случае то же самое. Брали меня совсем «сырого». И что такое быть батюшкой, для меня было нечто загадочное. И для супруги, конечно, тоже.

- Как дальше развивалось ваше служение в Церкви?

- Полгода я служил в Александро-Невском соборе. Здесь мы познакомились с отцом Михаилом Кучеровым и быстро сдружились. Потом его направили на новообразованный Свято-Троицкий приход в микрорайоне Энергетики. Там не было никаких условий, полнейшая разруха – места мало, прихожан практически не было. Но когда он более-менее наладил службы, позвал меня к себе. Я подумал: «С хорошим человеком ничего не страшно!», попросил перевода к нему на приход и прослужил там полгода в сане диакона, а в 2007 году меня рукоположили в священники.

Когда я ещё был диаконом, мне дали послушание руководить отделом по взаимодействию с вооруженными силами. Ситуация была смешная, потому что, как только мои коллеги увольнялись из органов внутренних дел, тут же об этом отдел кадров уведомлял военкомат. То есть, пока служишь в милиции, тебя не призывают, как только уволился, тебя, условно, на следующий день могут сразу призвать и отправить служить срочником.

Одним из обязанностей руководителя отдела по связи с вооруженными силами было участие в отправке курганских ребят на службу в президентский полк. Мне несколько раз приходилось присутствовать на церемонии проводов, говорить напутствие, кропить призывников святой водичкой, но при этом быть призывником, которого, как я позже узнал, разыскивали как уклониста. Правда, я никаких повесток не получал, но и не скрывался – жил как жил. Получалось, срочников в армию отправлял тот, кто должен был быть вместе с ними (смеётся). А потом родились сначала один, потом второй ребёнок, и появилась абсолютно законная отсрочка.

- Итак, в 2007 году вас рукоположили в священники. А что дальше?

- До 2011 года служил на Свято-Троицком приходе вторым священником. За 4 года совместной службы очень многому научился у отца Михаила. В 2011 году владыка Константин назначил меня настоятелем на больничный приход святителя Луки в Рябково. Я испугался, потому что считал себя ещё не готовым к настоятельству, и попросил у владыки дать мне испытательный срок. Он в порядке исключения дал мне месяц. Спустя месяц я понял, что смогу, и стал настоятелем храма святителя Луки при областном госпитале ветеранов войн.

Там был замечательный приход и прихожане. Надо отдать должное отцу Максиму Мажову, он перетянул сюда много надёжных людей из прихода отца Николая, у которого тоже служил. На них держалась приходская жизнь, они «по наследству» перешли ко мне. Замечательные люди!

На службу приходило очень много народу, а храм был маленький, и по воскресеньям всегда было очень тесно. Я теперь понимаю, что служили мы там, как у Христа за пазухой: все хозяйственные проблемы решались руководством госпиталя, у меня не было проблем ни с отоплением, ни с электричеством. Очень хорошие условия! Там я прослужил 4 года, вспоминаю их как замечательное и во многом беззаботное время!

В 2015 году меня назначили настоятелем прихода святых братьев Кирилла и Мефодия в Заозерном (в 2016 году приход переименован в Покровский). Этот приход существовал с 2000 года, настоятелем всё это время был иерей Дмитрий Алексеев, вторым священником – отец Андрей Чапочкин. Но владыка Иосиф принял кадровое решение поменять настоятеля. Причины были серьёзные, меня сюда отправили, не спросив согласия.

На тот момент храм представлял из себя вагончик с дырявой крышей, с крошечной трапезной, с отоплением дровами и углём; на прихрамовой территории сидели три собаки на цепи (одна из них меня покусала), стоял уличный туалет и какие-то сараюшки. Всё было в запущенном состоянии. Рядом расположилась стройка нового храма – был залит фундамент цокольного этажа. Вот туда меня направили.

- Что изменилось спустя четыре года?

- К сожалению, проект нового храма очень дорогостоящий, со стенами толщиной в пять кирпичей. По проекту он двухэтажный, с огромным цокольным этажом, с трехметровыми потолками. Примерная стоимость кладки 10 см стены составляет 100 тысяч рублей, если проще – два метра – это два миллиона рублей. Сейчас стены подняты до 2,5 метров. Также мы сделали отсыпку, для этого пришлось закупать землю. Только на это ушло 150 тысяч рублей. Строительство ведёт фирма Константина Горячева, у который огромный опыт возведения храмов, это люди ответственные, надёжные. У нас нет сразу всей суммы на строительство, в год при хорошем стечении обстоятельств получается собрать только 2-2,5 миллиона рублей.

Что ещё за это время сделали? Газифицировали храм, поставили мощный ГРПШ с перспективой на отопление нового храма. Процесс газификации был непростой, потому что, к сожалению, никаких документов на помещение нет, это здание никак не значится, есть только земля, находящаяся в безвозмездном пользовании. С огромным трудом, но газ нам провели, и мы наконец-то отказались от закупки дров и услуг кочегаров.

Ещё мы крышу перекрыли, купол поставили, колокола приобрели. До этого был один колокол с трещиной, звука от него не было. Что интересно, новые колокола мы приобрели благодаря воскресной школе. Оказывается, она очень полезна для храма. Она не какой-то там паразит, требующий вложения денег и сил. Наоборот, когда собираются люди инициативные, от них только польза. На занятиях в воскресной школе дети занимаются декоративно-прикладным творчеством. Они научились варить мыло, шить, вязать. И у нас в церковной лавке всегда есть детские поделки. На большие праздники устраиваются мини-ярмарки, и всё, что таким образом школа зарабатывала, копилось на колокола. В итоге накопили более двухсот тысяч и купили!

Возле храма-вагончика огромная теплица из поликарбоната – о. Дмитрий придумал зимой выращивать в теплице огурцы, помидоры и зелень. Позже мы эту теплицу переделали, утеплили и приспособили под воскресную школу. Там же сделали тёплый санузел. Для котельной построили здание, там разместили кабинет бухгалтера и ещё один класс воскресной школы на 12 парт.

В имеющемся храме, насколько возможно, поддерживаем порядок. Но я постоянно разрываюсь: хочется сделать что-то получше, приобрести, благоукрасить в нашем храме-вагончике, но понимаю, что это временное, лучше деньги сэкономить и вложить их в строительство нового храма. И в итоге, как на двух стульях сижу.

Приходилось вникать во всё. Помню, что, когда меня перевели в Заозёрный, я первые два месяца дома вообще не появлялся. Потому что всё рассыпалось, как песочный замок. Большинство людей сбежали, а тех, кто не сбежал, пришлось уволить. Были очень серьёзные проблемы, но потихоньку-помаленьку люди стали подбираться. Кто-то со мной пришёл из прихода святителя Луки, хотя я на последней своей службе и обращался к пастве не бросать приход. Говорил: «Священники приходят и уходят, а приход-то надо поддерживать». Но несколько человек пришли со мной и первое время очень активно мне помогали. Без них бы я не справился.

Самое важное – подобрать людей. Я сейчас сталкиваюсь с тем, что не успеваю за ними. Мне стыдно – мне звонят, напоминают, я просто не поспеваю. Уже всё делается само, мне кажется, исчезни я на месяц, могут и не заметить (улыбается).

Главное – не мешать это мой девиз. Организовать, а дальше уже не мешать, ведь у нас в Церкви всё на инициативе держится. Конечно, не всегда бывают правильные стремления, порой приходится на что-то закрывать глаза. Я вижу, что прихожанин что-то делает не так, но понимаю, что если сейчас его одёрну, пресеку, у него пропадет желание делать. Его можно потихоньку скорректировать, и о сам начнёт делать, как надо, когда поймёт приходскую жизнь.

На всех направлениях работы на приходе послушания несут хорошие люди, которые постепенно подбирались в процессе становления прихода. Это заняло несколько лет. И сейчас все фронты закрыты, всё замечательно, служим спокойно.

- Что вам кажется наиболее сложным в настоятельстве?

- Самое сложное, наверное, – работа с людьми, точнее, с женским коллективом. К сожалению, хоть это бывает крайне редко, ссоры на ровном месте случаются. Я как священник понимаю, что всё можно разрешить мирно, и пытаюсь это донести, но не всегда получается. Мы же все из мира приходим, свои страсти приносим. Иногда от этих жалоб друг на друга хочется сбежать, но потихоньку всё утрясается. Все-таки с верующими людьми работать легко.

- Ваша молодость вам не мешает, ведь вокруг, в основном, бабульки.

- Наверное, раньше мешала, а сейчас я уже отвык быть молодым, уже 15 лет служу. Опыт уже такой, что меня уже сложно назвать молодым священником.

- Положа руку на сердце, вы не пожалели о своём выборе?

- Нет, ни разу.

- А если б снова начать, вы бы снова выбрали священство?

- Да. Может быть, не так рано. Потому что в 22 года голова ещё не на месте. У каждого врача есть своё маленькое кладбище, и у каждого молодого священника оно тоже есть, как бы это ужасно ни звучало. Есть такие советы, которые хотелось бы сейчас отозвать, и есть поступки, которые надо было бы совершить иначе. Не хватало опыта, плюс ещё гордыня – я священник. Всё это, конечно, было.

Я не жалею и не вижу смысла гадать, как всё могло сложиться. Мне всё очень нравится. Такой внутренней свободы , как в Церкви, я не мог найти ни в одной профессии. Моё любимое дело – молиться - стало главным служением в жизни. Может, в этом был и корыстный мотив – я всю неделю работал, приходил в храм, и у меня не хватало времени на службы и молебны. А священник молится, совершает богослужения в храме, активно в них участвуешь, да ему ещё за это и платят! Это была моя мечта, и она осуществилась.

- Кроме настоятельства, у вас ещё есть послушания?

- Да, я несу послушания в церковном суде, дисциплинарной и ревизионной комиссиях нашей епархии. Церковный суд мне ближе, чем молодёжный отдел, который я когда-то возглавлял. Наверное, потому, что есть определённый опыт и понимание, что такое каноны, что является их нарушением и какие меры должны приниматься в таких случаях. В этом направлении мне работать гораздо проще. К этому меня привлёк владыка Константин в 2009 году, когда началась очень серьёзная проверка Свято-Казанского Чимеевского мужского монастыря. С тех пор регулярно в той или иной мере приходится исполнять функционал внутреннего проверяющего органа нашей епархии.

- Какого жизненного правила вы стараетесь придерживаться?

- Не навреди! От твоих действий не должны страдать окружающие тебя люди. Звучит по-юридически, но точно. Это ответственность – ты отвечаешь за то, что делаешь, если говорить о земной жизни.

- За 15 лет служения случалось профессиональное выгорание?

- Было, конечно. Но у нас эту тему не принято обсуждать. Не всегда есть сочувствие к этому со стороны руководства. Пример – отец Максим Мажов, которого я заменил на приходе святителя Луки – у него произошла такая ситуация, он сказал, что пока не может служить, в итоге его отправили в запрет, не дав времени восстановиться, просто отсекли. Поэтому, если у священника такие трудности возникают, он их, как правило, ни с кем не обсуждает. Опять же – это проблема возраста, в котором ты становишься священнослужителем. Всё-таки устанавливавшие правила отцы были мудрыми – до 30 лет всё должно перекипеть, появиться свой опыт. Это можно сравнить с изменениями в подростковом возрасте. В светском мире до 12-13 лет источник твоих знаний о мире – родители, взрослые. И то, что тебе говорится, ты воспринимаешь на веру; ещё нет, да и пока не нужно, критического мышления. У подростка уже начинается сверка своего опыта жизни с тем теоретическим опытом, полученным ранее. И происходит не состыковка, конфликт, бунт.

В церковной жизни также: когда приходишь в Церковь, то огонь веры в твоей душе принадлежит тебе. Авот знания о вере – нет, своего опыта нет совершенно, есть только чужой. Первое время очень легко жить по этому опыту, это неофитский период, когда всё ясно и понятно. Но потом Господь так устраивает, что часть твоей благодати исчезает, тебя как с лодки сбрасывают - плыви сам. И здесь тоже наступает определённый конфликт опыта, полученного извне и своего собственного. И в результате появляется угроза, ошибка мышления.

В духовном взрослении, мне кажется, тоже есть такой этап. У каждого человека свои отношения с Богом. Есть что-то общее у всех, но есть и очень много индивидуального. И когда ты видишь несовпадения, начинают сомнения обуревать. Такой период у меня, безусловно, был.

Но время лечит. Не нужно принимать никаких поспешных решений – вот одно из жизненных правил. Продолжай служить, продолжай делать то, что должен, Если Господь тебя призвал, значит, у Него есть какие-то планы. И, несмотря на всю свою дурь, служи, делай своё дело, и всё выправится.

- Вы хотели, чтобы ваш сын пошёл по вашей стезе?

- Я хочу, чтобы сын занялся тем, что ему будет нравиться, что составит смысл жизни. Священнослужителем может быть далеко не каждый человек.

– А вы привлекаете его к своей деятельности, алтарничать предлагаете, как это делают некоторые наши священники?

- У меня немножко другой подход к жизни, к людям, к воспитанию. Я либерал внутри, очень ценю свободу, даже детскую. Конечно, есть моменты, когда у детей нет права выбора, но есть и такие, где я стараюсь не навязывать. Ребёнок и так видит, чем живут родители, и это самое важное.

- А вам не обидно, что ваш сын не интересуется тем, что вы делаете?

- Нет. Возможно, потому, что и у меня путь был совсем другой. Я пришёл к вере в осознанном возрасте, и не вижу проблемы в том, что в детстве Церковь не присутствовала в моей жизни. Для меня нынешнего это не проблема. Правда, если бы я с детства ходил в храм, то всё могло быть иначе.

- А ваши дети не стесняются говорить своим сверстникам, что их папа – поп?

- Нет, уже время другое. Всё воспринимается совсем иначе.

- Что вы любите делать в свободное время?

- Люблю спорт. Занимаюсь фитнесом, хожу в спортзал. Прошлой зимой освоил сноуборд. Это настолько увлекательно! Мне давно этого хотелось, я сейчас пытаюсь свои давние «хотелки» реализовывать. Оказывается, интересно заставлять своё тело делать то, что ему не хочется, чего оно не умеет. А когда начинает получаться, то ты радуешься, как ребёнок, сделавший первые в своей жизни шаги. Так и на сноуборде – сначала только встал на него – тут же падаешь. А когда после нескольких попыток начинает получаться, улыбка уже не сходит с лица. Ты весь мокрый, замёрзший, побитый падениями, но удовольствие невероятное!

Ещё люблю читать. Очень много читаю, но уже не книги – с ними сейчас посложнее, а статьи из интернета. Это целый мир, там можно найти всё, что угодно, колоссальное количество информации, к которой имеет доступ каждый человек, просто достав телефон из кармана.

- А что именно вы читаете?

- Последние несколько лет меня интересует психология. Потому что, как ни крути, священник на приходе ещё и выполняет роль бесплатного психолога.

Наверное, 90 процентов проблем, с которыми люди начинают приходить в храм, касаются не духовной жизни, а, как мы в Церкви говорим, душевной. Это разлад в семье, который влечёт проблемы со здоровьем, это проблемы на работе… И для того, чтобы можно было помочь человеку, нужно знать, как это делать. К сожалению, в наших семинариях курса психологии как раз не хватает, и приходится самообразовываться.

Беседовала Татьяна Маковеева.
Назад к списку