Иерей Давид Меньщиков: «Самое главное – за всё благодарить Бога!»

- Отец Давид, вы родились 7 июля 1972 года в городе Карталы Челябинской области. Что за семья у вас была?

- Нормальная, рабоче-крестьянская (улыбается). Отец – водитель-крановщик, мама инженер-строитель. Жили по-простому. В семье было трое детей, я старший, после меня через 6 лет родился брат Сергей, а через 15 лет – сестра Мария.

- Родители вас назвали Эдиком, наверное, в честь певца Эдуарда Хиля?

- В 1972 году Эдуард было самое модное имя для мальчиков. В армию пришёл, а там Эдуардов… (смеётся). Замкомвзвода Эдуард и во взводе четверо солдат с таким именем. Я в Александро-Невский храм в 1994 году пришёл креститься, отец Аристарх Егошин говорит мне: «В святцах Эдуардов нету, будешь Давид». Я возмутился, а он отвечает: «Я ведь тоже не Аристарх, а Артур».

Когда мне был год, семья переехала в Курган. Четыре года проучился в школе № 49, а остальное время – в 43-й в посёлке Рябково. Мы там жили, мама и сейчас живёт. Папы уже нет в живых.

Поступил в Курганский строительный техникум, потому что у нас все строители – дед, отец, мама. Когда школу окончил, отец сказал – иди в строители, я и пошёл. В 1991 году после окончания техникума немного успел поработать по профессии, а потом призвали в армию в войска ВДВ.



- Вы спортсмен-рукопашник. Вас в ВДВ взяли потому, что вы занимались спортом? Или вы в армии овладели этим мастерством?

- Спортом занимался с 11 лет, самбо, карате, рукопашный бой. Служил полгода в легендарном учебном центре ВДВ Гайжюнай (Литва). Служил там вместе с Юрой Менщиковым (сейчас диакон Александро-Невского кафедрального собора Георгий), нас в армию вместе призвали из Кургана. После учебки наши пути разошлись, меня отправили в Псков, а через полгода – в Закавказье, Азербайджан, город Гянджа. Подписал контракт и последние полгода служил там.

- ВДВ – это значит, прыжки с парашютом?

- Да. А ещё – марш-броски, всё, как полагается (смеётся). В 1993 году вернулся из армии и примерно год работал на стройке. Но это же были годы перестройки, когда всё развалилось, в том числе – строительная отрасль. Ездил какое-то время в Тюмень, работал вахтовым методом.

Опыт жизни после смерти

- В 1994 году вы приняли Таинство Крещения. Что вас сподвигло на это?



- Люба, моя будущая жена (смеётся). Она в Александро-Невском соборе работала просфорницей. Сказала – надо креститься, и привела меня к отцу Аристарху.

У меня тяга к Богу уже была. В основном люди приходят к Богу через скорби, только единицы – из благодарности. Один такой человек мне встретился, который на вопрос, зачем пришёл креститься, ответил – чтобы Бога поблагодарить. Слава Господу, что есть такие!

- А вас какие скорби сподвигли?



- Да всякое в жизни было. В армии, в учебке я умирал. С другом в наряде наелись незнамо чего, пищевое отравление случилось со всеми вытекающими последствиями, обезвоживание организма. А на утро – марш-бросок. После него прибежал в казарму, забежал на пятый этаж и упал без сознания, ещё и виском стукнулся о кровать. И полетел…. Про то, что я там видел, никому не рассказывал, чтобы меня за сумасшедшего не приняли. Позже в книжках прочитал про клиническую смерть, у меня всё так и было. И туннель из света, и лёгкость во всём, и жалость к тем, кто остался на земле. Я удостоверился, что жизнь после смерти есть, да ещё какая! Тело не мешает, чувство появляется, что ты пришёл домой. Когда уже священником стал, разговорился с одним батюшкой, он подобное пережил и боялся, что это у него наваждение было. Я его успокоил, что то же самое пережил.

После такого у человека меняется иерархия ценностей, предпочтения, цели в жизни. Вернувшись из армии, начал книжки читать, искать смысл жизни. Потихоньку созрел до крещения. Стал ходить в храм на службы. По монастырям начал странствовать пешком.

Мне доводилось каждые полгода ездить на спортивные сборы и соревнования, там встречался со многими людьми – сильными, умными, добившимися больших высот. Они уже в возрасте были, а мы, балбесы, то бегаем, то болтаем. Видим – мусульмане в определенный час расстилают коврики, встают на молитву, а потом первые места в состязаниях занимают. И не стесняются Аллаха поблагодарить. Это заставляло задуматься.

Один раз после соревнований сидели с хорошими людьми, вели искренние разговоры, заговорили на духовную тему, и Коля Зеленин – сильный, уважаемый борец из Минеральных Вод, добившийся немалых высот, спросил нас: «Вы в церковь ходите?». Мы со смехом ответили: «Нет!». «Ну и дураки, – говорит. – Я молюсь Богу, и мне не стыдно ходить в Церковь». Так и заронил в нас зерно – люди молятся и побеждают, значит, в молитве сила.

Потихоньку сложилась мозаика, появилась уверенность в вере сила, мудрость, радость. Да и отношения в таких коллективах другие: люди, которые многое могут, чего-то достигли, научились преодолевать трудности, терпеть, становятся в отношениях к другим более искренними, открытыми, правильными. По-русски такие коллективы можно назвать «братством». Даже в епархиях, внутри Церкви люди до таких отношений частенько не дорастают. Кто-то, будучи священником, остаётся потребителем, кто-то манипулятором, кто-то – авторитарной личностью, кто-то торгаш: «ты мне, я тебе». У этих священников такие отношения и с Богом, и с людьми.

Это все понимают, люди ведь не дураки. Особенно женщины старшего возраста. Храмы же переполнены бабушками. А бабушку не обмануть, она жизнь прожила. Когда приходит недоросль в рясе и начинает её учить, морали читать, она через 3 минуты его просветит, как рентгеном, взвесит и оценит. Господи помилуй! Люди всё понимают, их не обмануть.

- Как ваши родители отнеслись к вашему сближению с Церковью, к крещению?

- Прекрасно! Нормальная семья, где все всё понимают. Родители сказали – пожалуйста, сынок, это твоё дело, отвечай за свою жизнь, за свои слова, бери ответственность за поступки. Брат и сестра тоже спокойно отнеслись к моему выбору.

- В 2007 году вы стали алтарником Благовещенского храма в посёлке Восточном города Кургана. Почему именно там?

- Пришёл к благочинному отцу Николаю Чиркову, он мне сказал – помоги отцу Игорю Сивых, он храм там строит. Приняли меня в штат прихода. Очень хорошее время было, помогал строить, алтарничал, дежурил, столярничал. В 2009 году приходским собранием был выбран старостой храма и поступил в семинарию, окончил ее в 2015 году. В марте 2015 года отец Игорь написал рекомендацию на имя правящего архиерея на рукоположение меня в сан диакона.

- Что из тех лет в Благовещенском храме вам вспоминается чаще всего?

- Время было хорошее. Там семья была – братство единомышленников, занимавшихся общим благим делом. В него входили отец Игорь Сивых, Андрей Верхотуров, ставший впоследствии священником (он на клиросе помогал, а ещё вырезал из дерева для храма), другие люди, кто пел на клиросе, работал в храме… После меня уже сюда Юрий Меньшиков пришёл.

- Ваша история похоже на ту, которая произошла при строительстве Никольской часовни в парке Победы – там шесть участников строительства стали священниками.

- Да, это так и должно быть. Люди попали в семью единомышленников и занимались общим благим делом. Там же здание разрушено было, мусором засыпано. Мы его вытаскивали, строили, от местных наркоманов отбивались. Они толпами шли, их бесы туда гнали. Потом всё стало нормально, даже хорошо. После определённых внушений оказалось, что и наркоманы могут нормально общаться, говорить «до свидания» и «спасибо». По-всякому пришлось убеждать – тех, кто доброту принимал за слабость и не понимал слов, приходилось по-другому вразумлять. Они быстро начинали всё правильно понимать.

«Сорокоуст» в 100 дней

- В 2015 году вас рукоположили в диаконы.



- Да, и три месяца я служил в Александро-Невском соборе. Мой «сорокоуст» окончился как раз во время смены владык: архиепископ Константин уехал, митрополит Иосиф прибыл. 5 июля 2015 года меня рукоположили в священники. Ровно 100 дней вместо 40 длился мой диаконский «сорокоуст».

Направили на Покровский приход вторым священником к отцу Михаилу Сычкову. Там я служил до 4 декабря 2015 года. В тот день мне позвонили и сообщили: «Вы назначаетесь клириком кафедрального собора». О, ужас! (смеется). 24 марта 2020 года уже от владыки Даниила получил назначение в Белозерский храм преподобного Алексия, человека Божия настоятелем. Внезапно, как всё в этой жизни, как по щелчку!

В Белозерке поначалу много было нюансов, и не только в деятельности прихода, но и в отношениях с районной властью, которая не хотела помогать Церкви, а языческий Савин, это сатанинское место – обустроили. Мы, священники, ежегодно ходим туда в летнее солнцестояние крестным ходом, совершаем молебен об избавлении от чародейства и бесовских наваждений.

– В вашей биографии есть пункт, что вы возглавляли детскую воскресную школу.

- Да, в культурно-просветительском центре на улице Пичугина. До меня её возглавлял отец Павел Захаров, но он по семейным обстоятельствам попросил его освободить, и меня поставили на его место.

- Сколько времени возглавляли?

- До марта 2020 года.

- Получалось с детьми общаться?



- С детьми нормально. Детей, как и бабушек, не обманешь, они чувствуют. Им надо показать правильное поведение нормальных людей – искренних, открытых. И через месяц самый зажатый ребёнок становился весёлым, радостным. Тяжело было с «зажатыми» родителями, они не хотели общаться, не шли навстречу. Церковь должна всем показывать алгоритм правильных отношений, но до них человеку надо дорасти. Манипуляция, приспособленчество, авторитаризм, торгашество – это патология. А до нормальных отношений мало кто дорастает. Даже среди священников есть люди, которые не доросли и не факт, что дорастут. Это легко проверяется – заведи с ним разговор об отношениях, и сработает, как лакмусовая бумажка. Одни убегают, хлопнув дверью, другие проявляют агрессию – не лезь в мою душу. Третьи интеллигентно переводят разговор на другую тему – о кошечках-собачках, о погоде. То есть, этот способ безупречно работает, что на священниках, что на мирянах.

Вот вы говорите, что меня все любят. Это не так. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека, свое к своему. Это нормально! Ко мне приходят те, кто мне близок по духу, другие идут к своим.

- К вам многие люди тянутся.



- Да, таких много, но много и других. Главное, чтобы они не воевали между собой, хотя бы в Церкви. А они и здесь ухитряются воевать. Это бесы их подталкивают, нечисть всё равно будет в людских душах бродить и толкать на грех.

Пешком до Киева

– Про вас рассказывают, что вы пешком дошли до Киева.



- Да, было такое, в 2000 году. Некоторые из встреченных в жизни людей просто поражали меня. Когда у человека приходят трудные обстоятельсва, одни ломаются, другие в преисподню погружаются, третьи выход ищут в разных сферах, себя изменяют. Я уже говорил, что периодически уходил или уезжал из дому. Как правило, в Великий пост – уйду в какой-нибудь монастырь, поживу, потружусь, потом домой уезжаю. Это нормально, хорошо. Или летом – отпрошусь на работе, беру рюкзак – и пошёл. Как говорят святые, бродяги это промежуточная ступень между плотским человеком и духовным. Встретился один человек, он в Кургане живёт, рассказал, что в определенные моменты выходит на автотрассу и без денег, без вещей уходит – то идёт пешком, то передвигается автостопом. Говорит: «Дошёл до моря, отдохнул, обратно пришёл, и голова на место встала, - и предложил – а ты сам попробуй!». Я сначала подумал – ну и дурак! А спустя какое-то время после разговора понял, что это мы дураки. Живём в непонятном мирке, в иллюзиях.



В 2000 году у меня случилось стечение обстоятельств, которое сподвигло меня на мысль – а дай-ка я схожу в Киев (смеётся). Состояние у меня было тяжелое – всё враз наслоилось, возникла куча проблем, сомнений, вопросов, захотелось проверить некоторые вещи. Я взял рюкзак и без денег пошёл пешком в Киев. И буквально в первые дни понял, что цивилизация, в которой мы живём – страшная иллюзия. Я-то считал себя крутым, чего-то в жизни достигшим (спортсмен, в ВДВ служил), но только вышел, понял, что я – жалкое ничтожество. Оторвался от цивилизации – никто тебя не защитит, не поможет, никто не накормит. Я понял, что я жалкий приспособленец, живущий в иллюзиях, живущий для себя. И так на сердце защемило!

Я потом немало встретил в дороге людей: от путешествующих детей, радостных и весёлых, идущих к Владивостоку, простых бродяг, заканчивая иностранцами, которые шли пешком, ехали на велосипедах через границы государств. Пообщался с ними и понял, что многие из них это серьёзные люди, живущие не в иллюзиях.

В дороге сразу всё рухнуло, как карточный домик. Оказывается, человек в один момент может всё потерять и остаться один на один с собой. Но мы просто не хотим об этом думать. А когда Господь смиряет, человек реально превращается в жалкое ничто. Это страшно, больно, стыдно. Человек теряет контроль над своим телом, над окружающей обстановкой. Ты ничего не можешь сделать, это жутко!



Меня Господь и в армии смирял, и там, в пути в Киев, и сейчас очередной раз – вот ногу сломал на ровном месте. Бежал, торопился, такие планы в голове роились, и (щёлкает пальцами) в долю секунды превратился в жалкое ничтожество! Думал, что позвоночник сломал, испугался, что совсем двигаться не смогу. Нет, вроде встал, а нога сломана одна. И я себе сказал: «Не ной, не вздумай роптать, а скажи “Слава Богу!”, через “не хочу” скажи!». Тут три выхода: встать на сторону зла – похулить Бога; сломаться – руки опустить, спиться или повеситься; а третье – сказать «Слава Богу!». Только скажешь эти слова, тебе сразу помощь приходит.

Это очень жёсткая вещь, когда тебя Господь смиряет. Сейчас вот пацаны приходят с фронта, все говорят одно и то же: там Господь очень близок, но конкретно тебя смиряет. Когда бомбят, ты ничего не можешь сделать, и от этого сходишь с ума. Это страшная вещь. Многие ломаются. Но сказать при этом «Слава Богу» очень тяжело!

- Сколько времени вы шли до Киева?

- 40 дней.

- У вас были побуждения всё бросить и вернуться домой?

- Только первую неделю. Потом наступил «перевал», когда Господь так смирил! Я за эту неделю осознал, кто я на самом деле. Идёшь и ноешь про себя – где я кушать буду, где ночевать? Стыдно от самого себя становится: ты же крутой, смелый, чего испугался-то? И понимаешь – ты ничего из себя не представляешь. Можно, конечно, идти и материться, да не на кого. Возвратиться домой – да уже тысячу километров прошёл. И хоть ты лопни!

- Вы шли исключительно пешком?

- Нет. Меня подвозили. И здесь Господь очень хорошо показал, что халяву не любит. Он помогает только тогда, когда у тебя кончаются свои силы. Под 40 градусов жара была. Когда ты свои 35-40 км оттарабанишь, только тогда Он попутку пришлёт, а до этого маши – не маши, никто не остановится. А потом какой-нибудь дядечка-дальнобойщик подберёт, напоит-накормит, подвезёт куда-нибудь. Или смотришь – деньги лежат – ровно столько, чтобы поесть. Я был счастлив, когда этот перевал прошёл. Исчез страх, неуверенность. Было тяжело, но Бог помогал.

- А в Киеве вы куда пришли?

- В Киево-Печерскую лавру. Пришёл, а там трудников не берут. Но я попросился, и мне разрешили день поработать. Мусор убирал с бомжами. Вечером показали, где можно лечь, а там какие-то уголовники, и мне один паренёк не посоветовал с ними ночевать – рюкзак ночью сопрут, у меня, говорит, вещи украли. Я спросил у охранника, можно ли в других церквах ночлег найти. Он сказал: «Попробуй, брат, если что – приходи обратно». Я в 22 часа вышел из лавры, и к 2 часам ночи вернулся назад – во всех близлежащих церквушках меня отправляли по известному адресу. Самое мягкое выражение – «Пошёл вон!». Это был 2000 год, и уже тогда чувствовалось нездоровое отношение к (москалям). Вернулся обратно, охранник на входе смеётся: «Заходи, ложись, где место найдёшь». Я пробрался в нижние пещеры, поспал прекрасно, утром на службу пошёл. Помолился и направился обратно, домой. Но выбрал другой путь, через Азовское море. Обратный путь быстрее прошёл, наверное, Господь сказал, что хватит уже меня испытывать. Послал людей, которые за полторы недели доставили меня до дома.

Здесь, конечно, меня все потеряли. Мобильных телефонов тогда еще не было, но я пару раз с дороги телеграммы посылал. Один раз – из Смоленска, куда на празднование Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрия» попал. Мне туда не надо было, я и не собирался, а Матушка Богородица привела. Было так: иду, останавливается КАМАЗ, молодой водитель говорит – садись, подвезу. Сел. Я через Брянск шёл, мне нужно было в сторону Могилёва, смотрю, он поворот мимо проезжает и говорит: «Поехали в Смоленск, сегодня “Одигитрия”, помолимся». Приехали, я оттуда телеграмму домой отправил. В огромном храме народищу собралось! Служил митрополит, а ныне Патриарх Кирилл.

Когда из Киева выходил, то на праздник Успения Богородицы добрый человек завёз в город на почтампт, оттуда я тоже весточку прислал домой.

– Из путешествия вы вернулись другим человеком?

– Да. Абсолютно другим. После этого я уже осознанно и алтарничал, и принял рукоположение. Мне там Господь показал, что всё получается не так, как ты хочешь, и помогает Он только тогда, когда твои силы закончатся. А когда они закончатся? Я до сих пор эту дилемму не могу решить: вроде, ты должен что-то делать, но начинаешь – тебя то тормознёт, то долбанёт. Интересная вещь, до сих пор не могу это понять. Надо успокоиться? Но тебе не дадут! Помоги Господи!

Неправильный вопрос



- Вас рукоположили в 2015 году. Вы в сане уже 8 лет. Что самое сложное в служении для вас?

- Церковь превращают в социальный институт, убирают из неё духовность. Это самое сложное. Остальное – нормально, прекрасно.

- Каких прихожан вы больше цените? Кого вы считаете самыми нужными для Церкви?

- Неправильный вопрос – для Церкви важны все, кого Бог привёл. Не нам в этом разбираться, почему Бог того или иного человека привёл. Пусть Бог всех приводит, другое дело, что из человека выйдет, получится. Если откроется его душа, то рай наступит! Когда я служил в Невском соборе, то заметил, что в каждой очереди к батюшке на исповедь стоит человек на грани суицида – не от войны, не от тюрьмы, не от потерь, а потому, что у него «батарейка села» (показывает на сердце). Твоё дело такого человека не пропустить, его «батарейку» к Богу приткнуть, на подзарядку. А розетка у Бога – это молитва, причастие.



Там душа открывается, там слёзы и сопли даже у здоровых мужиков, которые Афган, Чечню прошли, в зонах лет по 20 просидели. У некоторых душа первый раз в жизни открывается, и потом этот человек говорит с радостным удивлением: «О, оказывается, небо голубое, трава зелёная, а то всё чёрное было», Спрашиваешь его: «А что произошло-то, ты по-прежнему на зоне, ничего не поменялось, чему ты обрадовался-то?». А у него сердце заработало, душа Богу открылась. Дверь-то открывается изнутри, Господь-то возле неё давно стоял и ждал, когда сердце откроется. Больше ничего не надо говорить: только что человек повеситься хотел, а сейчас сияет счастьем, до потолка прыгать готов. Это то самое, ради чего священник живёт и служит.

Бывает, что человек 30 лет в храм ходит, каждый день по 10 акафистов читает, а сердце у него так и не отрывается. И самомнение такое у него, что он даже «здравствуйте» при встрече не говорит. А ведь Церковь начинается со слова «Здравствуйте!». Они себя считают супер-христианами, а душа-то у них не открыта, а у некоторых и никогда не откроется, это самое страшное.

- Отец Давид, вы как «подзаряжаетесь»?



- Молюсь «Слава Богу!» и причащаюсь. Служу каждый день, или ты одно слово доброе скажешь, а по духовному закону обратно два прилетают. Духовный закон безупречно работает. А если Богу доброе слово скажешь «Благодарю тебя, Господи», – сто добрых слов прилетает. Но это очень тяжело сделать – благодарить Бога за всё, особенно когда тебе хреново, когда тебя Господь смиряет. Когда там (показывает на сердце) «мигает лампочка», там жуткие вещи. Лучше бы таких вещей поменьше с нами было, но они будут. Кого-то настигает раз в 5 лет, кого-то в 10, Он смиряет так, что Господи, помилуй!

Господь обязательно будет смирять, пока не доведёт тебя до нужного состояния. У безбожных людей тоже «лампочка мигает», им в жизни страшно, они не знают, куда деться от этого подсознательного страха, кидаются то в магию, то в астрологию, то в пьянку, то в суицид. . Их сатана от себя не отпускает. Таких людей сейчас – море! Страх и тоска как две стороны монеты. В такой ситуации не помогают ни алкоголь, ни деньги, ни юга, ни яхты. Тут либо к Богу придёшь и начнёшь молиться с людьми, чтобы выйти с ними на уровень братских отношений, либо сдохнешь. Особенно в наше тяжелое время. Серьёзно говорю, но кто-то это понимает, а кто-то нет.

Разная шкала

- О вас отзываются как об очень добром и скромном человеке…



- Это ложь, абсолютная ложь (смеётся). Доброта и скромность – вещи относительные. Это шкала, грань. Это как в спортзале: один спортсмен много может достичь, но всё равно силы и возможности когда-то закончатся, а другой на гораздо меньшем сорвётся… Мы, в принципе, все одинаковые, только шкала у нас разная. У святого она большая, он может выдержать огромные психофизические перегрузки, гораздо большие, чем обыкновенный обыватель. Мы от этого можем умереть, а он только чуть вспотеет. Преподобный Серафим Саровский говорил: «У вас маленькие бесы, а ко мне приходят их князья, если вы их увидите, от страха умрёте». Он, святой, великий воин, а мы в иллюзиях живём. Нас черти-«шестёрки» достают, и то мы жалуемся. В иллюзиях я не пребываю. С человеком из тепличных условий тяжело идти в разведку, у него планочка быстро кончится, и что ты с ним будешь делать?

– Есть различия между прихожанами городскими и сельскими?

– Нет никакой. Просто в деревне хороший человек целостнее, лучше, а плохой – вдвойне плохой. Слава Богу, в деревне хороших людей больше.

– У вас при храме есть казаки, как вы с ними взаимодействуете?



– Слава Богу, нормально со всеми. Они хорошие люди.

– Много людей в храм ходит?



– Настоящих прихожан немного, да и захожан тоже. Деревня – это не город, там всё специфическое. В некоторых деревнях только пять человек в храм ходит. Ты с ними хоть заговорись. Не всё от священника зависит. В Иткуль к отцу Иоанну со всей страны едут, а местных – три человека. Плясать, что ли, перед ними, на трубе дудеть? Ничего не надо этого делать! Бесполезно массовые затеи устраивать, люди привыкнут к таким вещам, потом будут требовать. А Церковь не в этом, в ней всё по-другому! Не надо путать Церковь и цирк: оба слова на одну букву, да содержание разное. А у нас сейчас идёт подмена – из Церкви хотят сделать цирк. Не приведи Господи, если такое будет!

– А исповедь отличается?

– Везде одно и то же – что в тюрьме, что на войне, что в онкологии. Один и тот же грех, который рвёт отношения с Богом. Ты порвал отношения с Богом и с ближними, у тебя «батарейка села», начинаешь на стены лезть, и ничего тебе не поможет – ни развлечения, ни деньги. Что интеллигент придёт, что бомж, что военный, что зэк – одинаково. Я знаю людей, которые во дворцах на стены лезут, и таких, которые в тюрьме и на войне счастливы. Всё относительно. В их сообществах есть люди, которые живут не в иллюзиях, и планка у них очень высокая. Есть братство, а это дорогого стоит. Ради этого братства можно на кон поставить всё. Остальное не имеет значение, чепуха.



Всем людям нужны тепло и любовь. Правда, слово любовь дискредитировано в нашем дурацком мире. Людям нужно, чтобы его каждый день кто-то обнял, поцеловал, доброе слово сказал. Больше ничего не надо. В нормальных коллективах, если тебе хреново, поддержат, и ты этим людям всё отдашь, будешь за них воевать, умирать. Особенно этому должна учить Церковь. Это есть, но очень мало.

- Но ведь ваша задача, священника, помогать таким людям, подсказывать?

- Если человек дозрел, моё слово ляжет ему на сердце, а если нет, он слушать не будет, подальше пошлёт. Скажет, не лезь ко мне! Кто осознаёт, тот говорит – дай я тебя обниму, другие посылают. Кто-то это более интеллигентно говорит, но по сути то же самое. Не все люди понимают, продолжают жить, как жили, но долбанёт, и всё встанет на место. Все проходят через жёсткие жернова, и, если у человека в душе есть хорошее, Господь его почистит.



Это жёсткие вещи, но они правильные. Всех святых Господь так испытывал, об этом можно прочитать, но не в рафинированных патериках, а в их дневниках, в первых книгах о них. Но таких книг очень мало. В них тоже написано, как эти люди облажались, как по морде палкой получали… Кто-то потом стыдился своих поступков, как апостол Пётр, ведь предательство и убийство – самый страшный грех. Всем апостолам было стыдно от своих поступков, им Господь показал, кто они на самом деле.

Я повторяю: когда Господь начинает смирять, человек превращается в жалкое ничтожество. Все святые через это проходили, они понимали и смиренно принимали этот урок, не пребывали в иллюзиях – ни по отношению к себе, ни к другим. И претензий ни к кому не имели, они знали, что все искушения попущены Богом.



Так и с прозорливыми старцами. Придёшь к нему, он спросит – что пришёл-то? Садись, чайку попьём. Сядем, разговариваем, незаметно три часа пролетают, и как-то между делом вдруг понимаешь, что проблемы твои исчезли. А ведь он мораль тебе не читал, он делился Духом Святым, как генератор. Ты пришёл – у тебя «лампочка мигала», а ушёл подзаряженный. Ты от любой проблемы в уныние впадал, ничего не мог решить, а он раз – и тебя к «розетке» подключил: «Давай вместе помолимся!». И тебе легче делается. Бывает трудно вспомнить, о чём разговаривали, над чем смеялись. Он не читал моралей, не говорил – «ты должен». Это позже скажет, а сначала тебя реанимирует. Какой смысл читать мораль человеку, которому вешаться охота? Ему доброе слово нужно. Вот когда ему полегчает, он у него «тараканов» попытается вывести. Иногда это удаётся, иногда нет.

- Многие отмечают ваше хорошее чувство юмора.



- Чувство юмора – это промежуточная фаза. Посмеяться над своими бедами, скорбями– это тоже способ преодолевать их. Если человек не понимает юмора, то это такая закрытая система, которая не принимает ничего. Через юмор можно подняться на более высокий уровень понимания.

- Людям после общения с вами лучше становится или хуже?

- По-разному. Но если ты человеку помог открыть сердце, если ему стало хорошо, то тебе благодать обратно прилетает. Мне говорят, ты ведь устаёшь… Но если правильно себя вести, то усталости нег. Может, ноги устанут стоять, а в духовном плане, наоборот, сил прибавилось. Уходишь из храма, как пьяный, но от радости, даже если ты одному человеку помог сердце открыть.

- А вы не жалели, что стали священником?

- Ради людей не пожалел. Были некоторые разочарования, но это нормально, это у всех бывает, когда иллюзии исчезают.

- А сейчас, спустя 23 годы, вы бы смогли снова дойти до Киева пешком?



- У меня были попытки, я каждый год куда-нибудь ходил. В 2003 году решил сходить в Дивеево. Но преподобный Серафим Саровский меня хорошо усмирил. Я-то, по–простому говоря, понтанулся, в гордыню впал. Мой знакомый от Кургана до Дивеево, чисто пешком, доходил за 40 дней, делая по 35 км в день, я решил, что также смогу. Жена меня не отпускала – кто огород будет копать? Я её убедил, что быстро вернусь, уж так сильно мне захотелось. Ныл-ныл, она сказала: «Ну иди, если игумен Варнава (Аверьянов) тебя отпустит». В Далматовский монастырь пришёл, говорю: «Отец Варнава, благослови меня, я пошёл в Дивеево!». «А тебя жена отпустила?». Я соврал – да. Он посмотрел с сомнением и сказал: «Ну, хорошо, иди!».

И что бы вы думали? Богу эти мои понты были не нужны. И преподобный Серафим Саровский меня предупреждал – не надо, сгоришь, а я не послушался, и зря, он меня сжёг. Вышел 1 мая, думал – пока не жарко, быстренько туда схожу, а обратно на поезде вернусь. Но в тот год такая жара в мае наступила, какой в жизни не было! До Далматово шёл в спортивном костюме – дубак был! А когда оттуда вышел – плюс 35 градусов. Неделю такая жара стояла, пока до Челябинска шёл, сгорел. Лицо уже через сутки пузырями покрылась. Костюм снял, в шортах пошёл, дурак! Ноги тоже сгорели - красные, как у рака, волдыри пошли. Еле дошел до Челябинска, дальше не смог – всё горит, просто ад! Сел на электричку, вернулся в Курган. И что вы думали – наутро + 7 градусов. И так весь май стояла погода – то жара, то холод. Я вернулся домой весь в волдырях от солнечных ожогов. Господь ясно дал понять, что не надо было мне никуда идти. Опять меня смирил. Вот такие пироги!

А первый раз, когда я в Киев ходил, мне реально это было надо. В Далматово ходил крестным ходом несколько раз, весь путь проходил, сейчас не могу. Но одно дело идти толпой, другое – одному. Когда идёшь, нахлебаешься, польза огромная.



- Нынче вам со сломанной ногой даже в Никольский крестный ход (проходил 17-18 июня – ред) не удалось попасть?

- Значит, мне этого не надо (смеётся). Всё же понятно – делай только то, что нужно для твоего спасения!

Беседовала Татьяна Маковеева.