Иеромонах Афанасий (Коренкин): «Я благодарю Бога за то, что Он удостоил меня быть монахом и священником»

Начало жизни

- Отец Афанасий, в вашей биографии написано, что вы родились 16 февраля 1975 года в городе Богдановичи Свердловской области. Что это за город?

- Это довольно молодой город, расположенный в 94 км к востоку от Екатеринбурга. Статус свой он получил уже после Великой Отечественной войны, в 1947 году. А возник он как железнодорожная станция в 1883–1885 годах. Название получил в честь царского генерала Евгения Васильевича Богдановича, морского офицера, участника Крымской войны, автора проекта строительства железной дороги Казань – Екатеринбург – Тюмень. После войны в 50-60-е годы ХХ века здесь появилось крупное предприятие – огнеупорный завод, выпускавший продукцию для металлургического производства.

- Кто были ваши родители?

- Папа с Пермского края, по его линии в родословной есть учителя, военные, а в царское время один из его предков был сапожных дел мастером. Мама – сельский житель, из деревни неподалёку от Богдановичей, её предки были крестьянами. У её отца, моего дедушки, было четыре брата, три из них погибли в Великую Отечественную войну.

Папа со своими родителями переехали за Урал после войны, его отец, мой дед, был офицер, охранял пленных немцев, работавших на строительстве. Позже деда перевели в другое место, а бабушка за ним не поехала, осталась в Богдановичах. Мой папа здесь окончил школу, училище, получив профессию электрика, потом юридический институт, но от работы в органах отказался. Работал простым электриком на известном на всю страну фарфоровом заводе, там и познакомился с мамой, которая работала мастером. На этом предприятии мои родители трудились до развала СССР, пока завод не обанкротился.



- Ваше мирское имя?

- Андрей Викторович.

- Вы были единственным ребёнком в семье?

- Нет, у меня есть брат Николай, младше меня на 2 года. Он живёт в Богдановичах. Папу мы уже похоронили, мама жива. Брат – человек тоже церковный, он к вере пришёл раньше, чем я, и мне дал импульс – пожалуй, по его молитвам я теперь в лоне Церкви. Из всех родственников мы пока самые воцерковленные. Он был несколько лет на послушании в Верхотурском монастыре, учился в семинарии, но не сложилось, всё оставил, сейчас живёт в миру. Активный прихожанин.



После 9-го класса я окончил Талицкий лесотехнический техникум по специальности «лесное хозяйство». С детства очень любил природу, уединение; мы часто ходили в лес походы от Дома пионеров. Вот мне и захотелось работать в лесном хозяйстве. Не знал, кем конкретно – охотоведом, лесничим, но обязательно что-то связанное с лесом. Родители не решились отпустить меня далеко от дома, ближайшее учебное заведение было в Талицах, это 125 км от Богдановичей. Получил профессию «техник-лесовод», а работал в Сухоложском лесхозе государственным инспектором по охране леса. Позже поступил в Лесную академию, но не доучился.

Поработал некоторое время, но потом начались перестроечные изменения, которые меня выбили из колеи. Нас в техникуме учили: лес – это стратегическое сырьё, и охранять его – стратегия нашей безопасности. Это касается всей природы – озёр, рек и пр. А тут на моих глазах стали леса сдавать в аренду. К примеру, люди с Кавказа могли на Урале взять огромную территорию на 40 лет. Для меня это был шок.

Начался развал, и я не выдержал, уволился. Занялся частной предпринимательской деятельностью, у меня появились пилорамы, стройцеха. Время такое было – как могли, так выживали. Так что служба в лесном хозяйстве, хотя мне очень нравилась, но у меня была короткая.

- А предпринимательством сколько прозанимались?

- Точно не помню, несколько лет с перерывами. Не скажу, что у меня были какие-то серьёзные предприятия – так, баловство и дурь молодая. Папа меня ругал за распутный образ жизни. Деньги были шальные – то много, то вообще не было. В то время многие такой образ жизни вели.

Потом у меня были трагедии и грехи. Я видел смерти близких, хоронил сверстников, были всякие беды и боли на моих глазах. В те годы повсюду криминальная, преступная жизнь в разных ее формах просто кипела. Родители меня воспитывали в строгости, и многое из того, что я видел в молодёжной среде, просто шокировало. Но и меня не миновала в юности распутная жизнь по американскому образу жизни: сорвать деньги, прокутить их. Течение жизни понесло. Так и катился, пока меня Господь не остановил через органы внутренних дел. На меня в милиции завели уголовное дело за хулиганство – на дискотеке мы пьяные подрались. И это стало для меня вразумлением, у меня начали появляться мысли о религии.

Позыв к Богу



- В 1997 году принял решение покреститься. Это был первый позыв к Богу, но пока неясный. Я понимал: что-то не то делается вокруг и во мне самом, это все не моё, но не мог выскочить из этого водоворота. Душа требовала ясности, я понимал: то, что происходит в моей жизни – неправильно, нельзя так жить, но ничего не мог с собой поделать.

Церкви тогда только начали открываться, я стал захаживать в храмы – на Пасху, Рождество, Крещение. Покрестился, стал серьёзно задумываться о религиозных вопросах, и в один момент Господь (я точно знаю, что настоящая вера – это дар Божий) стал открывать мне религиозные истины. Я вдруг чётко понял, что за всё в своей жизни мне придётся ответить. Сильно встревожился, даже испугался, и с этого момента в моей жизни появились осознанные шаги к Богу. Я понял, что Господь меня берёт. Появились покаянные чувства, но я ещё мало что знал о Православии, кроме того, что есть Господь, загробная жизнь, вечность, бессмертная душа. С этого момента начался мой процесс воцерковления. Я стал прихожанином нескольких храмов.

- Вы приняли крещение в 1997 году, вам было 22 года, и к 2004 году, когда вам стало 29 лет, то …

- … то я в Богдановичах стал активным прихожанином двух строящихся храмов. Город небольшой – 37 тысяч населения, все друг друга знают, разделён железной дорогой на две части. Я начал общаться со священником, который меня крестил в Покровском храме села Рудянское. Мне хотелось как можно глубже познать веру.

С детства очень много читал - отец меня приобщил к библиотеке. Мы с ним ходили туда два раза в месяц, набирали по 3-5 книг; я прочитал всего Жюля Верна, Фенимора Купера, Джека Лондона и т.д. То есть, навык чтения у меня был. А когда появилась возможность знакомиться с религиозной литературой, свободный доступ к Библии, к трудам Святых отцов, с желанием и жадностью углубился в серьёзное чтение, под карандаш. Начал вести дневники, делать выписки.

Тогда уже стали появляться учебные заведения, к примеру, в Екатеринбурге открылось духовное училище, ставшее позже семинарией. В 2004 году поступил на трёхгодичные богословские курсы в Екатеринбурге (филиал Православного Свято-Тихоновского института, позже - университета). Считаю – это одно из самых серьёзных православных учебных учреждений – по качеству образования, преподавательскому составу, профессуре.

В 2008 году окончил курсы, но еще до их окончания священники стали меня привлекать более активно, поручили вести огласительные беседы в двух храмах (Иоанна Богослова и великомученицы Екатерины). То есть, будучи прихожанином, я помогал батюшкам в разных вопросах, в том числе – хозяйственных, помогал в приборке и подготовке храмов к праздникам. Потом меня завели в алтарь, алтарничать начал, и постепенно стал для батюшек своим человеком, помогал им, чем мог, особенно отцу Игорю Смолину, который меня крестил. У него пытался вести воскресную школу для взрослых.

Выбор монашеского пути

- Постепенно стали появляться мысли о более глубокой церковной жизни. На тот момент встал вопрос о женитьбе. У меня была невеста, мы о венчании поговаривали даже. Эта девушка была одной из прихожанок, входила в десятку. Внешне всё было хорошо, но внутри у меня была какая-то тревога, неуютность. Мы с невестой взяли паузу на полгода, и я поехал к старцам, чтобы от них узнать волю Божию на мою дальнейшую жизнь. Один из них – известный Псково-Печерский старец архимандрит Адриан (Кирсанов), другой - схиигумен Серафим (Барадель-Покровский). К моему удивлению, они мне сказали: нет, женитьба - это не твоё. Тогда в глубине души загорелся радостный огонек, отклик, видимо уже сокровенное, тайное, желание было, просто я этого еще не понимал.

- Белое священство – не ваш путь, да?

- О священстве я вообще не думал – хотел посвятить свою жизнь Богу и думал о монашестве. У меня уже после окончания курсов появилось внутреннее желание более серьёзно служить Богу, но как именно, в какой форме будет служение – я не понимал: то ли старостой при храме, то ли алтарником, то ли ещё как? И о финансовой стороне вопроса надо было думать, определяться, не дёргаться, не искать временных подработок.



После того, как несколько авторитетных священников сказали мне, что жениться – не мой путь и что нужно готовиться к монашеству, я озвучил своё решение невесте. У неё был ступор, даже резкие эмоции. Полгода я соборовался, причащался, несколько серьёзных епитимий на меня накладывали. Я всё это выполнил, от меня какое-то тёмное облако отошло, и я понял – да, женитьба, это было не моё! И тогда я принял для себя твердое решение идти по монашескому пути. Более 15 лет прошло с того момента, и я ни разу не пожалел об этом. Сразу всё стало на свои места!



Несколько лет был на послушании в Екатеринбурге, потом – в монашеской общине, помогал восстанавливать Шамарский женский монастырь (на границе Свердловской и Пермской областей), несколько лет нёс послушание у протоиерея Александра Никулина, он стал моим духовным отцом, там, в поселке Новоуткинск, был у него алтарником, водителем. Участвовал в разных церковных проектах. Прошёл все возможные послушания, которые возможно пройти в Церкви, и очень благодарен, что Господь мне дал такую возможность. По сути, моя духовная родина – Урал, Екатеринбургская епархия, хочется закончить свою жизнь там.

Важный момент в судьбе

- Важным моментом в моей судьбе можно назвать знакомство с архимандритом Софронием (Сахаровым), учеником преподобного Силуана Афонского. Отец Адриан (Кирсанов) показал мне его фотографию и сказал – это мой духовный отец! Книгу «Старец Силуан Афонский» я раньше читал, а уже после этих слов заинтересовался ее автором, отцом Софронием, углубился в его труды, познакомился с его духовными чадами. Особенно близко с французом - схиигуменом Серафимом (Барадель-Покровским), скитоначальником скита Всех святых на Валааме. Он тоже стал моим духовным наставником.



Это удивительный человек! Знает многие иностранные языки, его духовные чада – от Аляски до Якутии, Индии и Греции. Он – воспитанник старца Софрония (Сахарова), который был художником из русских эмигрантов после развала Империи. После 20 лет жизни на Афоне отец, а тогда уже старец Софроний в 80 км от Лондона основал монастырь, в котором жили люди четырнадцати национальностей – французы, англичане, немцы, греки, румыны. Все они так полюбили старца Софрония, что приняли православие, монашество, изучили русский язык. С этой монашеской общиной я духовно связан, многое от них перенял, многое стало родным, стало для меня духовным назиданием и укреплением.

Постриг

- За пять лет послушаниий в церковной среде несколько раз как гость приезжал в Далматовский монастырь, и, когда встал вопрос о постриге, в мае 2011 года меня приняли в братство Свято-Успенского Далматовского мужского монастыря. Игумен Варнава (Аверьянов) меня знал, я стал его помощником, казначеем.

21 августа 2011 года я был пострижен в рясофор (иночество) архиепископом Константином с наречением имени Савватий (в честь Савватия Соловецкого), а 17 сентября 2013 года – в мантию (малую схиму) с наречением имени Афанасий (в честь исповедника Афанасия Брестского).



Я был счастлив, находился на седьмом небе от своего состояния. После пострига ясно почувствовал, что стал причастен к чему-то великому. Считаю, что постриг монаха – это тайна, а благодать монаха – это таинство. Важно, что перед этим я прошёл школу послушания, что мне удалось впитать церковные предания - и здесь, на Урале, и в какой-то форме от школы старца Софрония (Сахарова).



Если говорить про монашеские школы на Урале, то я, может и дерзновенно, считаю себя причастным к канонизированному ныне святому преподобному исповеднику Игнатию (Кевролетину) в схиме Иоанн, отцу Павлу Чазову, преп. Севастьяну Карагандинскому (одному из последних Оптинских старцев) через архимандрита Кирилла (Бородина). Это Уральское предание. Для себя считаю, что одна нога у меня встала на Уральское предание церковной жизни, (письма, дневники, их духовные чада стали моими наставниками). А вторая нога встала на предание архимандрита Софрония.



Вижу в этом особую важность и большою милость Божией, потому что есть вещи, которые книжками невозможно передать, только душа в душу, сердце в сердце. Это что-то такое родное, глубокое и сокровенное. Можно ребёнка в интернате или в детдоме воспитать, но этим никогда не заменишь полноценную семью, состоящую из родственников разных поколений. Здесь, то же самое. Многие люди церковные, даже священники, считают себя всезнающими, а выглядят как детдомовские, как сироты, т.к. на них слишком сильно повлияли пост-советская жизнь и либеральные западные ценности. У них часто нет настоящих духовных родственников, духовных истоков, корней. Глубоко убежден, что это промысел и милость Божия к человеку, когда у него есть чёткие и ясные ориентиры в виде еще недавно живших людей, и не надо ничего выдумывать, а надо жить так, как они жили, хранить предание веры. Вот почему есть предсказания древних, что последним будет тяжело держаться веры и подвига из-за нехватки примеров, но тот кто выстоит, будет высок.



Тяга к научной деятельности

- Как и когда у вас появилась тяга к научной деятельности?

- Когда меня благословили поступать в семинарию, я был немного удивлён. Но поступил туда и решил, что буду писать работу о старце Софронии. Внутри монашества есть определённые школы, духовные семьи. И к одной из них, к школе схиархимандрита Софрония (Сахарова), я считаю себя в какой то мере причастным.



Семинарию я окончил в 2017 году на отлично, и после защиты диплома мне предложили (я уже был в постриге, служил священником) без экзаменов пойти в Екатеринбургскую магистратуру, где я ещё два года учился. В общей сложности 8 лет получилось. По окончанию присвоили квалификацию «магистр богословия». Так получилось, стал заниматься исследованиями, но мои преподаватели, профессура критиковали меня за то, что пишу не строго научным языком, а публицистическим. Но когда я решил подготовить брошюру про архимандрита Софрония (Сахарова) и сделал черновик, мне сказали, что надо продолжать писать.



Моя дипломная работа по окончании магистратуры была связана с тремя духовными школами: первая - архимандрита Софрония (Сахарова), вторая - преподобного Иосифа Исихаста и архимандрита Ефрема Филофейского, а третья – святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского и иеромонаха Серафима (Роуза). Я провёл параллельный анализ этих трёх школ, сравнил их опыт, их предания, монашеский опыт передачи этого предания. У всех свои особенности, но они имеют право на существования. Это как духовные семьи, немного отличающиеся друг от друга, оставаясь в рамках монашеского церковного предания. Работа получила хорошие отзывы, я отлично защитился, на пятёрки окончил магистратуру, и решил заняться написанием книг.



К настоящему времени подготовлены и изданы три книги: «Архимандрит Софроний (Сахаров): приношение современному монашеству»; «Подвижники благочестия ХХ века. Курганская епархия, Протоиерей Пётр Трофимов» и «Подвижники благочестия Курганской митрополии, Архиепископ Афанасий Любимов».

- Надеюсь, что эти книги – у вас не последние?

- Меня сейчас как то жизнь и обстоятельства закрутили немного. Иногда хочется и статьи подготовить, часто поступают предложения поучаствовать в различных конференциях, просто сил не хватает. Думаю, что появится время и позыв сердечный, душа захочет что-то сделать, и я возьмусь и сделаю.

В Чимеевской обители

- 8 февраля 2015 года архиепископ Константин рукоположил вас в сан иеромонаха и назначил в Свято-Казанский Чимеевский монастырь. С чем был связан перевод?



- Честно сказать, был в растерянности. Я этого не хотел, был возмущен и даже сказал – не поеду. Далматовский монастырь был для меня родным и понятным. Но владыка меня по-хорошему убедил, что надо ехать. Хотя в Чимеевском монастыре и была большая святыня - Казанская Чимеевская икона Божией Матери, и место благодатное, но как монаха меня это место не привлекало. И на самом деле: когда я туда приехал, то увидел одного игумена и 25 женщин на зарплате, монахов не было, если только «перекати поле». Даже послушников и трудников не было. Наверное, в этом и состояла причина моего перевода в эту обитель – с монашескими кадрами были большие сложности. Монастырь – это где живут монахи, а если нет монахов – это не монастырь, его хоть лаврой назови, все пустое. То есть, где монахи, там и монастырь. Хотя конечно, какие из нас подвижники!



После отъезда отца Арсения там была большая текучка. Хоть в монастыре были и постриги, и монахи, но братства не складывалось. А братство – это совсем другая атмосфера, когда люди понимают друг друга с полуслова, каждый знает свои обязанности, свое место. На это требуются годы. Административно, механически монастырь не получится. Конечно, и в монастырях бывают искушения, даже там жизнь далека от идеала.

Ситуация в Чимеево, видимо, владыку беспокоила, он и принял такое решение. Да, вот уж воистину как в молитве: « Тя благословим, вышний Боже, и Господи милости, творящего присно с нами великая и неисследованное, славная и ужасная, ихже несть числа..».



Меня перевели в Чимеевскую обитель, и я окунулся богослужебную жизнь. Здесь я прожил семь лет. Считаю, что это ценный опыт для меня. При мне там стали появляться мужчины, проходили постриги. На моих глазах сформировался тот коллектив, который сейчас там есть. Пусть он маленький по сравнению с крупными монастырями, но, по крайней мере, там есть люди, кто ходит в подрясниках, кто пытается жить по-монашески. Этого не было.



Чтобы не впасть в уныние, я практически ежедневно служил Литургию. Это первое. А второе - для монаха очень важно пройти школу послушания, войти через неё в предания и смириться. Как говорится «Виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя» (Пс. 24, 18). Я за эти годы исповедовал тысячи людей. На тот момент, когда я стал жить в Чимеевском монастыре, туда приезжали огромные толпы людей из разных регионов. Исповедовал целыми автобусами! Поэтому примерно знаю, чем живут люди в Тюменской, Челябинской, Свердловской, Курганской областях. Это был для меня очень важный опыт как для пастыря, для священника, для всего моего духовного роста.



Вначале мне было тяжело, но потом понял, что это воля Божия, я её принял и сейчас даже благодарен Господу за опыт ежедневного служения Литургии и исповеди.

Ещё я водил экскурсии, начинал это делать, раньше, ещё в Далматово – то есть, постоянно общаться с людьми, с паломниками, отвечать на вопросы – не только исторические, но и личные. В Чимеево это продолжилось: несколько лет встречал паломников, проводил для них экскурсии, духовные беседы. В городах священники очень заняты, у них не всегда есть время просто посидеть с людьми, чаю попить. А в монастыре у меня была такая возможность, привилегия, так сказать. Этим я жил до февраля 2022 года, пока меня не перевели настоятелем на приход св. Матроны Московской в микрорайон Глинки города Кургана.

- Перевод на настоятельскую должность тоже был для вас неожиданностью?

- Тоже! Но я стал по-другому воспринимать эти вещи. Монашества я хотел и решился, однако никогда не желал стать священником. Но меня призвали – я сейчас так понимаю своё назначение. Оглядываясь назад, воспринимаю назначение, как волю Божию, как путь, который я принял. Поживем – увидим.



Меня перевели настоятелем в город, который я практически не знал. Первый месяц ездил по Кургану по навигатору. И приходская жизнь, хоть и была мне известна и понятна – я когда-то жил в ней – но одно дело быть просто прихожанином, другое – настоятелем прихода. Это для меня новый опыт, момент личного роста – как священника, как человека.

Что будет дальше – не знаю. Может, Господь благословит меня когда-нибудь на великую схиму – хочется как-то помолиться в конце жизни. Я уже стал уставать от житейской суеты, есть желание более углубленной молитвы, «единое на потребу». Я ведь в монастырь пошёл именно для этого, желание монашества было внутренней потребностью – быть с Богом! Были моменты, когда я ощущал себя самым счастливым человеком. И монашество, и священство – это величайшие дары, которые я, как человек, не заслуживаю. Это великая милость Божия ко мне, я всегда благодарю Бога за то, что он удостоил меня быть монахом и священником. Даже в голове не укладывается, какая это велико, дух захватывает, даже страшно становиться!

- Тем не менее, вы по этому пути уже идёте. Вы и монах, и настоятель уже двух храмов. Что для вас было самым неожиданным на новом поприще?



- В жизни есть вещи, от нас не зависящие. Есть период покаяния (он длится до конца жизни), есть период послушничества, когда человек впитывает все наставления. И, слава Богу, если есть люди, которые могут тебя научить. В наше время очень мало зрелых руководителей, учителей, по-настоящему духовных отцов, которые могут передать тебе что-то важное, наставить, научить, подсказать. Слава Богу за мой ученический период, за то, что Господь дал пройти школу послушания, за академическую науку, полученную в семинарии, за хороших наставников, людей высокого духовного уровня, талантливых, даровитых, опытных. Мой дорогой батюшка отец Александр Никулин, схиигумен Серафим Покровский – удивительные люди! И много таких хороших батюшек. Я застал старых монахинь, которые, когда начинался Великий пост, даже воду первые дни не пили, до пятницы ничего не ели и практически круглосуточно молились. Я тогда пару раз попробовал и за день прочитать весь Псалтырь. Но для них это было так естественно! В книгах об этом не разглядишь, надо самому пережить.



Но, в какой-т момент ученичество, послушание переходит в форму, когда тебе самому надо стать духовным отцом и руководителем. В обычной жизни, когда женщина становится матерью, а мужчина – отцом, они сами начинают расти в этом состоянии. И в духовном смысле – очень важно, когда ты можешь кому-то что-то передать, понести тяготы. И на этом моменте ты сам растёшь. Когда ты был учеником-послушником, то твоя воля была ограничена, чтобы успокоить твоё греховное состояние. А сейчас ты можешь созидать, и когда меня назначили настоятелем, этот момент творчества немного проявляется, ты как свободный художник, «режиссер». Это интересно и захватывающе, но тут же становится ясно и понятно, что это большая ответственность.



Я подписал указы на назначения на два прихода – Матроны Московской в Глинках и Царской семьи в Большом Чаусово. И когда поставил свою подпись под документами, у меня через минуту душа остановилась, помыслил: ты за что подписался!? Я - человек церковной жизни, в какой-то мере избалованный, видевший, какой уровень жизни должен и может быть, уровень богослужений, быта, устроения внутренней приходской жизни, христианской общины. Здесь же приходы абсолютно новые, люди не имеют ясного представления, как всё должно быть, а мне надо им как-то объяснить, показать, как должна складываться и жить христианская община. Это происходит очень медленно, хочется быстрее, но тебя не всегда понимают. Людей жалко, они только-только по-настоящему приходят к Церкви. Ни в Глинках, ни в Большом Чаусово храмов никогда не было, Литургии в полной мере, можно сказать, не велись. А сейчас храм в Глинках постоянно открыт, стали колокола звонить, и люди этому рады.



Но чтобы народ со стороны стал ходить в храм, внутри прихода должны быть люди воцерковлённые, которые могут что-то дать другим. А они сами ещё как малые дети, с которыми приходится заниматься. И сказать много им боишься, чтобы не обидеть, не оттолкнуть. Слава Богу, что я долго жил в монастырях и ко мне сейчас из Тюмени, Челябинска приезжают люди, давно меня знающие, мужчины и женщины, они были частыми паломниками, кто-то был на послушании, трудился, т.е. люди уже с опытом, это для меня утешение и поддержка. Эти люди – свои, им ничего не надо объяснять, они сами знают, что надо сделать на приходе, что привезти, чем помочь. Всегда спрашивают – чем помочь? Кто цветы сажает, кто электричество в храме проводит … Они приезжают на 2-3 недели как послушники, делают это с радостью и для своего спасения. Летом у меня жили до семи мужчин. Помогали строить, все-таки два прихода одновременно не устроены. Конечно, кто помогает, по вере свои, они исповедуются, причащаются, участвуют в Богослужениях. Эти люди, знавшие меня уже годы еще по монастырям, поддержали меня на приходе, я им очень благодарен.



Второму приходу – в Большом Чаусово – тоже знакомые люди помогли встать на ноги. Благодаря им получилось оперативно поставить часовню. А так я не знал, где и кого искать в Кургане, ведь раньше сюда только на архиерейские богослужения приезжал в Александро-Невский собор, а с людьми был незнаком.

Важное послушание

– У вас есть послушание – древлехранитель. С какого времени вы им являетесь? Что означает это послушание? Что уже удалось сделать?



- Это послушание дал мне владыка Иосиф. Появление в епархиях древлехранителей - инициатива Священного Синода и Святейшего Патриарха Кирилла. У Церкви появилась нужда в людях, которые бы могли разбираться в вопросах культурного наследия. Русской Православной Церкви вернулось огромное богатство, сильно пострадавшее в годы советской власти. Многие храмы были разрушены, многие иконы потеряны, но многое и сталось. В центральной части России есть епархии, где по 800-900 памятников культуры, переданные в пользование Церкви. Как за ними смотреть, как оберегать, реставрировать, что ценно, а что нет? Есть памятники ЮНЕСКО, есть федерального значения, есть регионального. Памятники бывают разные – движимые и недвижимые, особо ценные и т.д. , это храмы, иконы, иконостасы, утварь, книги, облачение. Это всё наше культурное наследие, не только церковное, но общенациональное достояние. И с этим нужно было разбираться. Вот поэтому руководитель отдела культуры Патриархии митрополит Тихон (Шевкунов) принял решение организовать курсы древлехранителей.



Патриарху и Синоду важно было увидеть реальную картину того, что в России происходит с памятниками. Москва не понимала, что происходит на местах. Имелись яркие объекты, такие, как Соловки, Валаам, храмы Золотого Кольца, но общая картина была непонятна. И первой задачей перед нами поставили сбор материалов, его фиксация, обработка и передача в Москву, чтобы там было понятно, что в России творится с храмами, иконами и т.д.

Мы несколько раз ездили в Москву на учёбу, слушали лекции, посещали музеи. Нас возили по монастырям и храмам, показывали, как происходит реставрация, знакомили с опытом сохранения наследия в Троице-Сергиевой лавре. Всё было хорошо организовано, нам читали нужные лекции очень хорошие специалисты. Конечно, по большому счёту, здесь должны быть специалисты с высшим образованием, но в церковной среде нужны были люди, хоть немного разбирающиеся в этом. Потому что было много ошибок, доходило до скандалов, чуть ли не до уголовных дел. То есть, батюшки по своей инициативе перестраивали храмы, не учитывая, что они – памятники федерального значения, а это наказуемо. Или скажем, хорошо сохранившееся облачение 18 века батюшка решил подогнать по своей фигуре, а это тоже конечно нельзя делать. Были большие потери среди икон, люди пытались реставрировать, не имея на это ни прав, ни навыков. После таких «реставраций» иконы оказывались безвозвратно изуродованными, утраченными. Нас учили сохранять старинные иконы, книги, учили умению законсервировать их, чтобы уберечь от дальнейшего разрушения; рассказывали, как эти сокровища можно показать людям.

Древлехранитель должен помогать архиерею и епархии сохранять культурное наследие, давать консультации священникам, если нужно. Конечно, мы не в полном смысле специалисты, но определённый ориентир есть.

- Приведите пример своей работы?

- На территории Курганской области две епархии, и в нашей части Зауралья памятников не много. Наибольшее их количество находится в Шадринской епархии, там древлехранителем является игумен Варнава (Аверьянов). Я у него был помощником в Далматовском монастыре, участвовал в создании музея, затем водил по нему экскурсии, зная, какие идеи в него отец Варнава закладывал. Кстати, это тоже работа древлехранителя – сохранить старину и уметь показать её.



Первое, что я сделал - объездил все храмы-памятники в Курганской области и сделал их фотофиксацию, опись. В Курганской епархии нет памятников федерального значения, всего два памятника регионального значения: собор Александра Невского в Кургане и храм Святой Троицы в селе Б. Курейное Макушинского района. Ещё 37 – выявленные объекты культурного наследия.



Серьёзных федеральных средств нам не выделяют, все восстановительные работы - на личной инициативе Церкви, частных благодетелей, также местные власти помогают. Наш губернатор нескольким храмам помог организовать восстановление, или хотя бы остановить их разрушение. К примеру, в селе Рычково Белозерского района храм был в плохом состоянии, но благодаря воле Вадима Михайловича Шумкова, который привлёк людей, его быстро восстановили. В Чимеево заканчивается восстановление на народные средства храма-памятника, сгоревшего летом 2019 года. Есть не равнодушные уважаемые в регионе люди, знаю о переживаниях Сергея Николаевича Муратова, а также и других.



После того, как объездил храмы и зафиксировал их на фото, то сделал описи и передал в Москву, где собрали базу данных со всей России. Этим я занимался 1,5-2 года. Патриархия, опираясь на собранные по стране сведения, обращается в Министерство культуры с вопросами о финансировании сохранения и восстановления этих памятников.

Комиссия по канонизации

- Чем сейчас вы занимаетесь?

- Помимо этого послушания, я являюсь членом епархиальной комиссии по канонизации. Моя задача – изучение всей старины, истории Православия нашего края. Нужно зафиксировать известные могилы, найти материалы и фотографии известных священников, то есть, изучить наше, зауральское, Церковное предание. Ведь не только памятники разрушаются – память уходит! Люди забывают, где и что, чья могила, какой здесь священник похоронен, какого священника убили, какой без вести пропал и т.д. Эти вещи, пока есть возможность, надо успеть зафиксировать, и не только священников, много было праведных людей, среди монашествующих и простых мирян.



Свою первую серьёзную работу я сделал, когда жил в Чимеево – собрал материал про священника Петра Трофимова. Это тоже историческая фиксация, потому что людей, которые его знали лично, практически не осталось. Он умер в 1977 году, похоронен в Чимеево. Я общался с его внучками, им уже под 80 лет. По крупицам собирал данные – в архивах, в личных встречах и беседах.

Еще случай: на меня вышла одна хорошая женщина, которая знала о моих занятиях историей, она рассказала, что в Давыдовке Притобольного района есть три почитаемых могилки, что в 1919 году у них убили батюшку, местные люди знают, где он похоронен, знают, что он мученик, у них местное предание есть. И как только появилась возможность, мы организовали туда поездку. Я там был впервые, поэтому осмотрел местный храм Казанской иконы Божией Матери. Мы в нём помолились, и на могилке тоже, отслужили панихиду. Было хорошее чувство. Во время поездки собрали материал, я сейчас занимаюсь его обработкой, уже многое выяснили, фамилию, действительный год и обстоятельства смерти, исправили ошибки. Подготовил статью для фиксации в научном журнале, далее будет брошюрка об этом батюшке. Это важно для сохранения памяти и почитания.

- Комиссия, которую вы возглавляете, называется «комиссией по канонизации», а канонизация означает – признание человека святым. У нас в епархии ведётся и такая работа?

- Попытки есть. Но мы собираем материал не только о святости – это вопрос очень сложный, к нему очень строгие требования. Чтобы кого-то прославить в лике святых, нужно собрать максимальное количество архивного материала, подтверждающего, что человек себя ничем не запятнал и т.д. Тем более есть истории очень запутанные.

Взять, к примеру, отца Григория Пономарёва с матушкой Ниной – даже для них все непросто. Или взять архимандрита Антонина (Капустина) – человек общероссийского, даже мирового уровня. Он тоже подвижник благочестия.



У преподобного Далмата Исетского было общенародное почитание (массовое посещение могилы, молитвы ему, панихиды, знамения, чудеса), всё было собрано и в итоге – канонизация. И документальный сбор, и общенародное почитание, и примеры чудес – это серьёзный повод для Патриархии рассматривать решения о канонизации. Наша задача – собрать материалы по подвижникам благочестия, начать или усилить почитание. Шадринская епархия в этом смысле гораздо богаче, кроме преподобного Далмата Исетского есть ещё около десятка прославленных новомученников, за советский период пострадавших, тот же св. муч. Аркадий Боровской. А мы пока только попытки делаем.

Есть несколько кандидатур, в том числе – этот батюшка из Давыдовки. Если удастся собрать достаточно материала, можно будет подать документы. До этого мы знали только его имя, а сейчас уже знаем фамилию, отчество его и родителей, имя его супруги, детей. Очень медленно, но дело идёт. Слава Богу, люди помогают искать в архивах. Повторюсь, важно почитание, хотя бы на местном уровне, а Господь может явить знаки.

Ещё трудность - чтобы написание иконы святого, нужен его близкий лик, его фотография или хотя бы воспоминания как опись – какой он был, особенности внешности.

Всё не случайно

- Отец Афанасий, что вы ещё можете мне рассказать?

- До сих пор во мне сохраняется удивление, что я стал монахом и священником, пастырем, что стал писать книги. Если бы мне об этом сказали в молодости, я бы не поверил. Это милость Божия, это чудо для меня. Я бесконечно благодарен Небу, своим святым.



Удивляет, что я стал настоятелем прихода Святых Царственных страстотерпцев – с Екатеринбурга хорошо знаю царское предание. Так получилось, что я был довольно хорошо знаком с Ольгой Николаевной Куликовской-Романовой, женой родного племянника царя. Также профессором Владимиром Большаковым, серьезным специалистом по Царской теме. Мне хорошо известна история Царских Дней, крестных ходов, строительства Храма-На-Крови, Ганиной Ямы. В Екатеринбурге проведение Царских дней – очень важное событие, не менее торжественное, чем Пасха. Нигде в России так это событие не отмечается, как здесь. Я это всё видел, мне теперь хочется, чтобы и у нас здесь было почитание Царской семьи. И когда мне дали назначение на этот приход, я воспринял это как должное.

Также был внутренне спокоен, когда стал настоятелем храма св. Матроны Московской. Я эту святую люблю и почитаю, молился у нее в Москве не раз, знаю предание её жизни, особенно в военные годы. Мне понятно, почему она стяжала такую благодать – потому что ни разу в жизни не роптала на свою судьбу. Хотя печать избрания была еще с детства. Ну, какие подвиги могла совершить слепая парализованная женщина? Только за тот, что смирилась перед Богом под его руку, молилась и ни разу не роптала!



Она была не просто блаженная, а настоящая старица. Её пророческая величина подобна преп. Серафима Саровского. Она принимала людей, молилась за них, утешала, наставляла. И Господь дал ей эти таланты за то, что она ни разу не зароптала на свою судьбу. Она стала для многих столпом, причём, в страшное время войны, когда немцы стояли под Москвой. Она всех успокаивала – Москву не сдадим, укрепляла многих. Именно во время войны она больше открылась, до этого ее знали, но именно в военные годы её слава достигла вершины. Так совпало, что, когда меня назначили на приход Матроны Московской, в конце февраля текущего года началась военная операция на Украине. И поэтому мы стараемся молиться блаженной старице Матроне Московской, чтобы она нас укрепила, чтобы у людей не было страхов, паники, чтобы было единство в поддержке наших ребят, чтобы у наших руководителей хватило ума-разума и меньше совершать ошибок, принимать верные решения. Так Бог помогал праведному Федору Ушакову и Александру Васильевичу Суворову, да и многим нашим славным предкам.

Я сразу это принял: время тяжелое для нас началось, оно и было непростым, но я помню, в тот момент я ночевал в новом храме, потому что ещё не устроил себе жилище, и услышал новости о начале военной операции. И поэтому принял новое служение, на данный момент, как волю Божию, а там как Господь рассудит.

Беседовала Татьяна Маковеева.