Иерей Виктор Сурин: «Священник – это не профессия, это призвание!»

Очередным героем рубрики «Епархия в лицах» является настоятель храма апостолов Петра и Павла микрорайона Черемухово города Кургана иерей Виктор Сурин.

 Выбор темы для диплома

- Отец Виктор, мы с вами долго не могли встретиться, вы были сильно заняты. Чем именно?

- 11 апреля была моя предзащита диплома в Екатеринбургской семинарии. Его тема – история нашего Петропавловского храма. «Накопали» очень много материалов, я не думал, что мы столько найдём. И в Курганском архиве, и в Тобольском, и в Уральском церковно-историческом обществе.

- Какой факт из найденных материалов был для вас неожиданным?

- Удивил возраст нашего прихода. Мы примерно догадывались, что его возраст восходит к середине 18 века, но он оказался гораздо старше. В Черёмухово было три храма: первый 1705 года, деревянный, простоял почти 50 лет и пришёл в ветхость, как указано в синодиках. В 1750 году построен второй, тоже деревянный, но более просторный, с двумя приделами - Петропавловский (холодный) и Казанский (тёплый).

Нашлась подробная летопись священников того времени: кто он, семейное положение, сколько детей, учился или нет в Тобольской духовной семинарии, окончил ли. Описывается всё точно, без лишних слов, Допустим, священник такой-то поёт хорошо, катехизис знает посредственно, проповеди не говорит, поведения хорошего, трезв, детей столько-то, жена такая-то. Почему-то проповеди тогда мало кто говорил. Я слышал, что в XVI-XVIII веках проповеди говорили только выдающиеся архиереи, такие, как Феофан Затворник. Простые приходские батюшки служили, а проповеди не говорили. Всё воспринималось из чтения Минеи, Типикона, ведь, если в них внимательно вчитываться, там просто кладезь, большего-то и не надо.

К 1830-м годам этот храм тоже обветшал. Было написано прошение преосвященнейшему Евгению в Тобольск, чтобы начать строить каменный более просторный храм, потому что к этому времени к приходу относилось 8 деревень с общей численностью жителей более 4 тысяч человек. Проект был поручен тобольскому архитектору Петру Праману (в стиле классицизма, корабельного типа, 2-престольный, холодный придел Петропавловский, зимний – Казанский). Храм был построен в достаточно короткий срок – за 5 лет силами прихожан. Староста собирал деньги в общую кружку. Указано что подрядчиком был местный крестьянин Аника Бородин, главным прорабом – екатеринбургский мещанин Григорий Алексеев.

А дальше-то пошло самое интересное – революция. Поразило, как события 1905 года, проходившие в столицах, отразились здесь, в Зауралье, в нашем селе Черёмухово. История такая: у одного священника, который в 1905 году служил в нашем храме (имя его было указано, но я не буду называть), младший брат был послан в Санкт-Петербург на курсы зоотехников. Там он от студентов, которые не столько учились, сколько ходили на демонстрации и участвовали в беспорядках, нахватался революционных лозунгов. На рождественских каникулах приехал домой. Во время Великого повечерия в Сочельник, в храме, полном народу, вскочил на свечной ящик и, подобно Ленину на броневике, сжав шапку в кулак, начал выкрикивать «Религия – опиум для народа», «Церковь – служанка самодержавия!» «Бога нет!». Скорее всего, был выпимши, на трезвую голову такие вещи только ненормальные делают. Не подумал, что позорит и подставляет своего брата-священника. К нему подскочили двое парней, стащили с ящика, врезали ему пару раз по лицу. Тут подскочили дружки этого юноши, в ответ надавали тумаков этим парням. Началась потасовка. Батюшка закрылся в алтаре и не выходил. Указано, что урядник, находившийся в это время в храме, в потасовку не вмешался, так как был без оружия и немножко навеселе. Народ растащил драчунов, тут же вечером зачинщика беспорядков быстренько посадили в сани, отвезли на станцию Курганка и отправили обратно в Санкт-Петербург. Этот случай очень подробно описан одним краеведом.

- В чём, по-вашему, ценность найденных материалов?

- Самое главное, что тема диплома не только интересная, но и полезная. Даст Бог, диплом будет основным документом по истории прихода. Я очень благодарен кандидату исторических наук Андрею Владимировичу Печерину, моему научному руководителю, который мне сказал – зачем тебе искать другую тему для диплома, когда у тебя такой древний храм. Вот тебе тема – прекрасная и полезная.

- Сколько лет вы шли к защите диплома?

- (Вздыхает) Долго! У меня уже не бакалавриат должен быть, а магистратура, как минимум (смеётся).

Отцовский наказ

-Отец Виктор, расскажите о себе.

- Я родился 31октября 1970 года в деревне Стрижево Куртамышского района. Отец, Николай Степанович, был родом из Стрижево, но в 1943 году в 16 лет его по набору взяли в ФЗУ в Копейск. Там он попал в шахту. В армию его не призвали из-за сильной близорукости, ну а в шахте и так темно, на ощупь (смеётся). Сначала он окончил училище, потом – техникум, стал в шахте мастером. Мама, Тамара Семеновна, тоже при шахте работала – в аккумуляторной, обслуживала шахтёров лампочками. Познакомились, поженились.

Отец рассказывал, что ему нравилось работать, что шахты он не боялся, хотя несчастные случаи происходили довольно-таки часто. В то время с колхозников взимали огромные налоги, а его родителей от налогов освобождали, потому что сын присылал справку о своей работе в шахте. Это сильно облегчало их жизнь. Позже он стал хорошо зарабатывать, в деревнях такие деньги, какие присылал он домой, и не снились. С них родители и зажили хорошо.

А ещё он любил учиться. После техникума поступил в Челябинскую горную академию – очень престижное учебное заведение, выпускники которого работали на должностях не ниже начальников шахты. Учился старательно. Но время-то было безбожное, и ему, студенту, дали общественное поручение - читать лекцию на антирелигиозную тему. Папа вспоминал: «Я молодой был, но в Бога-то всегда верил, что Он есть. Дали мне текст, выйду к аудитории, читаю и понимаю что это ложь. Но так хотелось окончить академию!». Он деревенский мальчишка, кроме овечек ничего не видел, а тут такие перспективы! Прочёл одну лекцию, вторую, а когда надо было ехать на третью, его завалило в шахте, да так, что сломало позвоночник, всего перемяло. И он, лёжа под завалом, думал – вот, получи, раз против совести пошёл!

Позже отец мне очень часто говорил: «Не надо идти против совести, Бог-то всё видит! Я захотел карьеру сделать, академию окончить, да не получилось, потому что против совести шёл!». И он не сожалел об этом, наоборот, даже благодарил Бога!

После аварии отец полгода пролежал, восстановился, но для работы в шахте уже был не годен. Поэтому они с мамой и двумя дочками решили вернуться в деревню. Вскорости и я родился, маме уже был 41, отцу 43 года, я у них был последний ребёнок. В деревне отец был столяр и плотник, мама, хоть и городская была, но работала на ферме, стала передовой дояркой.

В 1985 году я окончил Закомалдинскую 8-летнюю школу, а с 1986 по 1989 год обучался в Березовском СПТУ-19 Куртамышского района, получил профессию тракториста-машиниста широкого профиля. Перед отправкой в армию окончил Куртамышскую школу ДОСААФ.

В автошколе познакомился с будущим священником - отцом Сергием Шумковым, который сейчас в Костылёво Куртамышского района служит. Он у нас замполитом был, по плацу гонял на строевой подготовке. Он нам странным казался: разговаривал хорошо, не матерился (смеётся).

В 1989-1991 годы служил в армии, в войсках ПВО на Кавказе, в Батуми.

Пришёл из армии, устроился работать. Стали всякие кавказские проблемы со здоровьем проявляться. От нагрузок у меня был страшенный варикоз на руках. Мы там спортом занимались бесконтрольно, без опытных тренеров, и от перегрузок случилось расширение вен. Моя будущая тёща была врачом-неврологом, и к ней меня привела моя старшая сестра. Так мы с моей будущей женой Светланой познакомились, подружились и поженились. Она химик-биолог, работала на «Синтезе».

Детское потрясение

- Весной 1992 года вы, вернувшись из армии, приняли святое Крещение в храме Петра и Павла города Куртамыша. Как к этому пришли?

- Не вдруг. Надо в детство вернуться. Когда мне было годика 4, я много времени проводил с папиной мамой, бабушкой Меланией, Царство ей небесное. Она меня водила с собой к своим подружкам-бабушкам. Они на солнышке греются, семечки щёлкают, новости обсуждают, я рядом играю. Они меня конфетками угощали, мне так с ними нравилось! Тогда Куртамышский храм работал, и бабушки эти были воцерковлённые, все читали Псалтырь. Я сейчас понимаю, какие они были молитвенницы! Однажды бабушка мне говорит: «Пойдём, Витюшка, бабу Машу провожать». Заходим к ней в дом, свечки горят, бабушка одна стоит, что-то читает монотонно, баба Маша лежит в каком-то ящике, не встаёт, конфеткой меня не угощает. На мои расспросы бабушка Мелания мне объяснила, что баба Маша умерла - сейчас почитаем по ней, а потом на кладбище в бору увезём и там в песочек захороним. Я, поражённый, спросил, а что – все умирают? И я умру? Бабушка мне стала говорить, чтобы я не переживал, что я маленький и ещё долго проживу. Но для меня это было как гром среди ясного неба. В психологии есть понятие «феномен детского бессмертия», когда ребёнок в силу своей простоты и чистоты, плюс отголоску Божественного рая, которое ещё теплится в неосквернённом сердечке, чувствует своё бессмертие. А тут – раз, и смерть! Это был такой удар, когда я понял, что тоже когда-нибудь умру и меня закопают на кладбище. Я плакал навзрыд, а бабушки меня утешали, что умру я не скоро. Но я помню чувство бесполезности от этого утешения – да какая разница, сколько мне ещё жить, долго или не долго, всё равно умирать!

Эта детская трагедия меня преследовала всё детство и юность. Подспудно была мысль, что я с этим не согласен, умирать не хочу, что так не должно быть. Искал выход, как преодолеть это, иначе всё бессмысленно: родился – пожил – умер - закопали! В юности маленько затушевалось, ну а потом армия, Кавказ. Кажется, в Афонском патерике написано, что один монах на вопрос, кто научил молиться, ответил другому – бесы. А наше поколение 80-90-х научил молиться Кавказ. Когда трудно, опасно, когда смерть рядом, начинаешь Богу молиться. Почувствовал - Бог-то есть! Он слышит меня, реально, по-настоящему, выводит из-под опасностей, убирает преграды, спасает! И тогда у меня появилась мысль: раз Бог есть, то есть и преодоление бессмысленности жизни, стена эта должна быть пробита!
 

Встречи с отцом Григорием

- Как вы познакомились с отцом Григорием Пономарёвым?

- Окрестившись, я стал ходить в храм Александра Невского, который только-только открылся. Книги покупал, читал, но выстоять Литургию было очень тяжело! Помню, всегда удивлялся: как так – бабушка стоит всю службу на коленочках, я меня, молодого здорового парня выкручивает всего, стоять не могу!

А потом мне один человек подсказал, что грехов во мне много. Я спросил, что мне делать? И он посоветовал поехать в Смолино к батюшке, который прошёл огонь, воду и медные трубы. «Он святой, иди и кайся ему». Поехал я в Смолино к отцу Григорию Пономарёву, попал к нему на исповедь. Это было потрясающе! Батюшка был немногословен, просто смотрел на меня и слушал. Открыть рот перед ним было очень тяжело, горло спазмы перехватывали. Но, слава Богу, я исповедовался, прочитал по бумажке свои грехи, какую-то фразу без бумажки сказал. Батюшка уже был старенький, сил мало, а народу к нему – полно стояло. Не было грандиозных наставлений, поучений. Он мне что-то сказал, потом заглянул мне за спину – он маленького роста был, а я – длинный, посмотрел внимательно, потом жестом показал положить голову на Евангелие, накинул на меня епитрахиль, прочитал разрешительную молитву, благословил, отправил. А я всё думал – что он там за моей спиной увидел? Позже я у Святых Отцов прочитал, что таким духоносным людям даётся от Бога дар видеть прошлое и будущее человека. Господь ему это открывает. Видимо, он все мои грехи увидал, но народу было много, и долго говорить было некогда, он просто помолился за меня. Я вышел из храма, сел под тополёчками и ощутил такое блаженство!

Это была не единственная встреча с отцо Григорием. Он не был закрытым, но столько народу в храм шло! С одной стороны, к нему попасть было непросто, с другой думаешь – зачем к нему лезть, досаждать, он и так устаёт. Но я наглости набрался, два раза сходил к нему домой. Он меня приял и даже выслушал, указал, какие молитвы читать.

- Он не предрекал вам, что будете священником?

- Нет! Наверное, по моей греховности и гордыне нельзя мне это было говорить (смеётся)
 

Желание работать при Церкви

- После исповеди у отца Григория я стал прихожанином храма в Смолино. Тогда там было очень много народу, потому что на весь город было только два храма – возрождавшийся Александро-Невский и Свято-Духовский в Смолино. Среди его прихожан были старые христиане, претерпевшие гонения. Они были такие молитвенники, такие потрясающие люди! Там я познакомился с духовенством, со священниками Николаем Чирковым, Анатолием Бородиным, протодиаконом Владимиром Шмаковым. Стал иногда помогать при храме. Такая радость была, когда что-то для храма сделаешь!

  В 1997 году я работал в автобазе спецсвязи почтовым водителем-фельдъегерем, возил документы. Отец Николай как-то сказал мне, что по благословению владыки Михаила ему поручено создать в Кургане новый приход на базе клуба продольного водопровода, предложил мне пойти в завхозы, помогать в строительстве. Я согласился. Тут надо супруге моей должное отдать – она не отговаривала меня, хотя и беспокоилась, на что мы будем жить. А у меня такое желание было работать при Церкви!

  Стали мы реконструировать клуб, переделывать его под храм. Работа приносила мне очень большую радость! Общение с людьми было просто праздником. Не могу описать это чудо! Потом мы стали строить Никольскую часовню в парке Победы. Там организовалась прекрасная бригада молодых парней, из которых впоследствии вышло шесть священников!

  В 2006 году меня рукоположили в диаконы. Мне очень посчастливилось быть в общине отца Николая. Он так внимательно смотрел за нами, молодёжью. А тогда время-то было какое? Началось распространение церквей, строительства храмов. Владыка Михаил то и дело выезжал на места, служил молебны, освящал закладные камни, а священников было мало. Отец Николай смотрел, как наша бригада лихо лазила по стропилам, и по одному стал зазывать в алтарь, приучал потихоньку к богослужению, втягивал нас, учил понимать, что происходит в алтаре, на клиросе. Это была очень хорошая школа.

Когда мы достроили и освятили Никольскую часовню, я тоже был призван на алтарь. Стал входить в служение, на клиросе учился читать Шестопсалмие, Псалтырь. Как-то говорю отцу Николаю, что со мной что-то неладное происходит, я перестал чувствовать радость от своей работы. Раньше я прямо летал, а сейчас ничему не радуюсь. Он внимательно на меня посмотрел и сказал: «Ты перестраиваешься». Отправил меня к Елене Александровне Орловской, чтобы она учила меня читать. Так я подошёл к рукоположению.

- Матушка поддерживала вас, не отговаривала?

- Нет, этого не было. В отличие от восторженного меня, который был в поре неофитства и видел всё в розовом свете, переживал «призывающую благодать», матушка была более осторожная, трезвомыслящая. Отец Николай нам посоветовал венчаться, бабушки-просфорницы тоже поддержали, мы согласились. Венчание было удивительным - такая благодать! На тот момент у нас был один ребёнок, потом родился второй сын, потом третий, потом родилась дочка, а три года назад родился пятый ребёнок, снова сын.

В Черёмуховском храме

- Итак, в 2006 вас рукоположили в диаконы, и вы продолжали служить в Богоявленском, ныне Рождественском храме.

- Прослужил 1,5 года. Затем отец Михаил Кучеров, который принял эстафету от отца Михаила Бородина по устроению Свято-Троицкого прихода в посёлке Энергетики, обратился к отцу Николаю, приход которого был своеобразной кузницей кадров, с просьбой выделить ему диакона. Отец Николай назвал мою кандидатуру, а мне сказал: «Конечно, мы тут одной семьёй живём, но ты уж смотри сам, как решишь, так и будет». Я согласился перейти.

Период служения у отца Михаила Кучерова был интересный, деятельный. Он же такой заводной, столько всяких дел организовывал, идей воплощал. Они служили вдвоём с отцом Михаилом Сычковым. Прослужил я у него диаконом с полгода, и по представлению нового настоятеля – отца Михаила Кучерова - 4 мая 2008 года, на Светлой Седмице, владыка Михаил рукоположил меня в священники. «Сорокоуст» я проходил не в соборе, а на своём приходе.

Вскоре меня стали командировать служить в храм святителя Луки при госпитале ветеранов воин, а через год отправили туда настоятелем. Там я прослужил около года. И после кончины владыки Михаила по благословению владыки Константина меня направили служить в Черёмухово. Владыка тогда спросил у благочинного: «Вот отец Николай Новосёлов написал прошение на покой по состоянию здоровья, кого можно туда послать из священников, кто поближе живёт?». Ему сказали, что я как раз в Черёмухово живу, он и выдал мне указ о назначении настоятелем Петропавловского храма. Это был 2010 год.


- Как вас люди приняли?

- До своего назначения в этом храме на службах я был только раз – на вечерне. Меня там, собственно и не знали, как священника. К тому же, там новостройки, мало кто с кем был знаком. Встретили хорошо, но людям тяжело было привыкать к новому священнику, молодому, во многом, неопытному. Отец Николай Новосёлов был очень своеобразным, довольно строгим в общении, но очень добрым человеком. Он любил людей. И прийти на приход после такого харизматичного священника было непросто. Но в силу молодости мне удалось легко привыкнуть и людей к себе приучить. Конечно, были трудности, но, слава Богу, всё преодолено. Люди-то видят, кто как служит, и если ты не разгильдяй, они принимают тебя.

- А вы помните тот момент, когда храм для вас стал родным?

- Это было года через два. Приехал к нам на престольный праздник архиепископ Константин, послужил, посмотрел, обошел всё и спрашивает, почему мы служим в Казанском приделе, а основной придел храма – Петропавловский – не используется? Придел был в таком состоянии, что, честно говоря, было страшно браться за работу. Но владыка благословил на его реконструкцию.



От отца Николая Новосёлова остались кое-какие наработки, у него уже были приобретены многоярусные строительные леса. Встретился с одним, с другим подрядчиком, они запрашивали неподъёмные для нас суммы. Тогда я взял икону Царственных Мучеников, поставил её в приделе и стал читать акафист. Молился, просил помощи и совета, с какой стороны приступить к этому делу? И Господь послал мне одну женщину, которая посоветовала мне нанять строителей-узбеков, запрашивающих за свою работу раза в три меньше.

Так я и сделал. Нашёл их, привёз бригадира, он посмотрел объём работ и назвал приемлемую сумму. Но сразу обговорил, что им нужно предоставить жильё и пропитание, деньги можно не все сразу, а потихоньку. В конце мая мы их поселили, и они вчетвером за лето провернули огромную работу! И Господь давал так, что мы без кредитов и долгов смогли им заплатить. Я этой женщине очень благодарен за идею.

Оштукатурили придел, настелили полы, завели туда отопление, начали работать над иконостасом. Когда ремонт завершили, то Казанский придел, как временный, не имевший престола (на антиминсе служили) демонтировали, открыли вход, и 20 мая 2012 год на праздник иконы Божией Матери Жировицкая владыка Константин совершил великое освящение всего храма.

После этого мы начали служить, и зимой я понял, насколько были мудры наши предки, когда устраивали в храмах два придела – холодный и тёплый. Мы отопить высоту в 22 метра, как ни старались, не могли – всё тепло поднималось вверх. Кое-как перезимовали, и на следующий год стали работать над тёплым Казанским приделом, потому что иначе мы сами простудимся, прихожан и клирос простудим, все сляжем.

Прошло шесть лет, и 24 мая 2018 года владыка Иосиф совершил освящение Казанского придела. Благодаря этому мы зиму живём спокойно, служим и не простываем.

Когда поёт весь храм

– Я слышала отзывы, что у вас в храме необыкновенно душевная атмосфера, и что на службах у вас поёт не только клирос, но и весь храм. Как этого удалось добиться?

- Это не мне удалось, это надо отдать должное и великое уважение нашему регенту Галине Васильевне Скрябиной. Она опытнейший педагог Курганского музыкального колледжа, вывела в свет многих прекрасных воспитанников. В наш храм пришла Божьими путями, а так как она - профессиональный музыкант и педагог, то не стала мириться с «народным» пением клироса, когда все в одну ноту. Она взялась за колоссальную, немыслимо тяжелую работу - ставить участников клироса по голосам, терпеть их характер и гонор. Только великими трудами она добилась своего и вывела клирос на профессиональный уровень. Конечно, люди на клиросе меняются, кто-то уходит, кто-то приходит, но остаётся определённый дух, атмосфера, в которую новый человек вливается и дышит.

Общехрамовое пение – это, прежде всего, антифоны. Отпечатали текст, перед началом службы раздаём листы прихожанам, и антифоны поёт весь храм. Естественно, и «Символ веры», и «Отче наш», тропари в честь наших небесных покровителей Петра и Павла – тоже поём все вместе. Это заслуга Галины Васильевны.

Общее пение создаёт неповторимую атмосферу – человек приходит на службу, получает лист с текстами и начинает со всеми вместе петь антифоны. Клирос в это время задаёт глас, тон, а народ подтягивается. Конечно, не всегда это удаётся, но чистота пения - второстепенное дело. Главное – в начале Литургии во время антифонов храм настраивается на молитву. И к тому времени, когда мы подходим к литургии верных, в храме молятся все вместе, единым сердцем. Это и есть совместная молитва.

Галина Васильевна во время антифонов успевает руководить и клиросом, и прихожанами, одному сказать – ты здесь помолчи, а другому – ты чего молчишь? Я удивляюсь, как у неё на всё хватает сил! Клирос – это самое сложное, самое ответственное место в храме, собрать его и настроить на пение и на молитву – это колоссальный труд, который одними человеческими силами, без Божией помощи, не делается! Слава Господу, ей это удаётся.

- У вас настоящий, сильный приход. Благодаря чему удалось этого достичь?

- Этого люди сами добились. Приходит человек и чувствует, что это его место, его служение. Церковное служение, с одной стороны, человека просвещает, приближает к Богу, а с другой стороны – когда человек мыслит трезво и честно, то на каждом шагу видит своё недостоинство, ошибки, косяки, смиряется и с благоговением и со страхом Божиим (а это основа всего) совершает своё служение, совершает дело своего спасения. Мало того – спасение своих присных и родных (детей, внуков), живых и усопших. Это осознание помогает людям нести церковное служение.

К великому нашему счастью, у нас на приходе живёт вдова отца Николая Новосёлова, матушка Ольга, ныне инокиня Софрония. Как правило, настоятель на приходе всё время занят, суетится, мало в нём духовности. Но у нас есть человек, который не бегает и не суетится, а молится. Она – некий духовный центр нашего прихода. Когда люди приходят с проблемами и заботами, то часто с ней советуются, и она своим мудрым словом наставляет людей. Не хочется мне хвастаться, наводить на матушку какие-то скорби, но Господь дал на наш приход старицу!

Есть и другие люди, которые составляют костяк прихода. Старенькие уже, им под 90 лет, они вышли из Смолино, помнят отца Григория, отца Иоанна, помнят молитвенников, которые там были. Они перенесли тот дух сюда, и это настолько ценно! Непередаваемо ценно! Все наши молодёжные ноу-хау, все наши прыганья-скаканья, мероприятия – это всё «фу» по сравнению с тем, что они несут. А они несут действительно, веру, преемственность, не боюсь этого слова, благодати Духа святаго. Вот поэтому ими дорожу, над ними трясусь – сядь, посиди, отдохни, не торопись, не напрягайся, потихоньку… Такие люди – это духовное сокровище.

– Но при этом Церкви нельзя без молодёжи, иначе не будет преемственности?

- Да, без молодёжи нельзя. Но молодёжь у нас грамотная, начитанная, понимающая, что в Церкви должно быть что-то такое, чего нет в миру. Кажется, в миру, есть всё, но в Церкви есть духовное составляющее. И происходит следующее: молодёжь смотрит на таких людей, как Галина Васильевна Скрябина, видит её подвижнические труды по устроению клироса; она смотрит на молчаливое молитвенное состояние матушки Софронии, на труды, усердие, страх Божий и любовь к храму, к иконам, благоговение наших пожилых прихожан. Молодёжь это впитывает, научается страху Божиему, а всё остальное – по личным талантам.

- Очень часто дети в семьях священников с малых лет начинают помогать алтарничать. Как у вас?

- Да у меня тоже помогали. Но сейчас мои старшие ребятки подросли, они уже студенты, живут в городе.



- Никто из них не захотел пойти по вашему пути?

- У меня первоначально возникала такая мысль – отправить их силой в семинарию. Но, во-первых, не увидел в них горячего желания, во-вторых, жизнь поменялась. Многие опытные современные духовники, такие, как отец Дмитрий Смирнов, говорят, что теперь очень желательно, чтобы молодёжь, которая впоследствии, если Богу станет угодно, будет служить в храме, должна сначала получить светское образование и жизненный опыт. Ведь зачастую священник не может заработать на существование своей семьи только своим служением. Поэтому у него должна быть светская профессия. В противном случае, если ты ничего не знаешь и не умеешь и столкнёшься в жизни с финансовыми трудностями, как ты будешь служить Литургию, если у тебя в голове крутится – где взять деньги, чтобы заплатить за коммуналку? Старые опытные священники говорят: чтобы нормально служить, дома у тебя должен быть порядок, мир и спокойствие.

Я считаю, что священник – это не работа, не профессия. Это призвание!

- Кем хотят стать ваши старшие дети?

- Старший учится на юриста, второй – на медика, третий избрал хорошую рабочую профессию. Дочь школьница, а последний ребёнок ещё маленький.

Настоятель – от слова «настаивать»

- Вы в сане с 2006 года, почти 16 лет. Случались у вас такие дни, часы, секунды, когда бы вы пожалели о своём выборе, о том, что взвалили на себя этот крест?

- Слава Богу, такого не было. Но были и бывают нередко такие минуты, когда ты всем своим существом чувствуешь, умом понимаешь, что ты недостоин этого. И тогда молишься: «Господи, помоги!».
Мне очень повезло встретить в жизни прекраснейших людей. Я понял, что дело настоятеля - не мешать людям служить Богу, не пытаться своим мнимым авторитетом давить на них. Конечно, иногда это приходится делать, но ведь настоятель поэтому так и называется, что иногда должен настаивать на своём! (смеётся).

  Беседовала Татьяна Маковеева.