Русская Православная Церковь
Курганская епархия
По благословению
митрополита Курганского
и Белозерского Даниила
митрополита Курганского
и Белозерского Даниила
Иерей Сергий Алексеев: «Мне хочется быть не пастухом, а пастырем»
18 Октября, 2024
Детство, армия, семья
- Отец Сергий, расскажите о себе.
- Родился 11 января 1974 года в городе Темиртау Карагандинской области. Отца, Виктора Ивановича, не стало, когда мне ещё не исполнилось трёх лет. Он в подростковом возрасте застудился на рыбалке, много лет мучился с больными почками. Потом ему сделали пересадку в институте Склифосовского, но почки не прижились, он скончался. Папу привезли домой, и у меня в голове запечатлелась картинка: он лежит в гробу, закрыт белым покрывалом, а я прошу его мне показать. Для 3-летнего ребенка это травмирующее событие.
Мы жили с мамой, Натальей Ивановной. У меня была сестра Надя, на 1,5 года младше. До 8 лет я прожил с мамой, потом ей стало тяжело, она уже не смогла с нами двумя справляться, и меня взяли под опеку родители отца. В 1 класс меня повели дедушка, Алексеев Иван Кононович, фронтовик, и бабушка, Ольга Степановна – Герой Труда. Они прошли тяжелый жизненный путь, и мой отец, когда был жив, просил их, чтобы они меня забрали к себе.
От них я узнал, что мои предки по отцовской линии были родом с Полтавы. Они в 20-х годах по какой-то программе были переселены в Казахстан. Возможно, это была ссылка, помню, как дедушка рассказывал, как они шли обозом, как люди умирали по дороге. И поэтому то, что сейчас происходит на Украине, мне близко, ведь в Полтаве, где прилёты и гибнут люди, могут быть мои родственники.
В Темиртау я окончил среднюю школу № 16. Там очень хорошие учителя, многих помню с благодарностью. Но учеником я был, скажем так, с четверки на тройку. Я гуманитарий, русский язык и литература всегда были на «отлично»; на конкурсах чтецов представлял школу, и победы всегда были мои. С физикой и с математикой никогда не дружил, но к концу школы перед экзаменами мне пришлось весь курс алгебры проштудировать самостоятельно. И тогда я понял, что недооценивал себя, был недостаточно прилежен, надо было просто постараться. Это был первый мой самоанализ (смеется).
В 1986 году, когда мне было 12 лет, умер дедушка, а бабушка скончалась 23 февраля 1991 года от рака. Тяжело умирала, за полгода сгорела. Уходила она на моих глазах, я, семнадцатилетний, впервые столкнулся с фактом такой близкой смерти.
На смертном одре бабушка попросила меня достать из коробки на шифоньере ее крестик и надеть на неё. Я от неё никогда не слышал, что она верующая, но тут случилось что-то такое, может, ее ангел пришёл? Я тогда впервые задумался именно о Боге, о чем-то таком, что мне недоступно, неподвластно и что существует помимо меня, но влияет на мою жизнь. После смерти бабушки мне 3 месяца оставалось до окончания школы, надо было принимать какое-то решение, и я понял, что дальше по жизни пойду один и только с Божией помощью. Это был первый осознанный шаг и понимание – только я и Бог.
- А к маме вы не вернулись?
- У нее уже была другая семья, появились другие дети. Когда были живы бабушка с дедушкой, мы каждое воскресенье их навещали, но я ездил не столько к маме, сколько к родной сестре Надежде. Она была второй половинкой моего сердца.
В мае 1991 года окончил школу и принял крещение в день Святой Троицы. У меня с детства была мечта стать моряком. Мне пришёл вызов из Находкинской мореходно-технической школы с Дальнего Востока, куда я стремился всей душой. Я тогда впервые обратился: «Господи, помоги мне!». Сбережений у меня не было, пришлось продать книжный шкаф, чтобы купить билет на поезд до Находки. Представляете, билет в один конец! Приехал я туда, год проучился, окончил курс «электрик-матрос 1 класса». Получив аттестат, в 1992 году обратился в порт с просьбой принять на работу, а меня там спросили: «Ты в армии служил?» «Нет». «Сначала отслужи, а потом приходи к нам!».
Я возвратился в Казахстан, пришёл в военкомат и попросил срочно призвать меня в армию, чтобы побыстрее отслужить и вернуться туда, куда душа моя просит - в море. Мне сказали, в Казахстане морей нет, отправим тебя в погранвойска.
На сборном пункте у меня спрашивают: «В Россию хотите поехать?» Конечно, хочу. Отправили меня в Подмосковье, в войска ПВО. Нас было 26 человек.
Отслужил 4 месяца, а в октябре в часть пришло сообщение, что моя сестра погибла и мне срочно нужно выехать на похороны. Я, конечно, в шоке. У меня там ещё сестра была – от второго брака мамы, и моя родная сестра Надя. Кто из них погиб – я не знал. Мне выдали воинское требование, по которому я купил билеты. Приехал с опозданием на сутки, Надю уже похоронили. Судя по фотографиям, на которых я увидел состояние ее лица, это было не самоубийство, как было написано в свидетельстве о смерти, а убийство, инсценированное под самоубийство. Поэтому я никогда с этим не смирился. Пару раз она мне снилась, ничего не говорила, просто улыбалась, успокаивала. Я просыпался в слезах, но со спокойным сердцем.
Возвратившись в часть, я попросился после “учебки” в самый трудный полк – в Архангельск. Это была попытка самонаказания за своё не всегда хорошее отношение к сестре. Не случайно говорят – что имеем, не храним, потерявши плачем, горько сожалеем о том, что мы делали.
- Она на момент гибели школьницей была?
- Нет, уже окончила школу. Там произошли такие события, о которых я не хотел бы говорить, они очень личные. Но, тем не менее, я понимаю, что было причиной и что стало следствием. И некая моя вина в этом ощущалась. Поэтому я и попросился в самый трудный полк – и с точки зрения взаимоотношений с военнослужащими, и по климатическим условиям.
Но в это самый отпуск, в который меня направили на похороны, я познакомился со своей будущей супругой. Я всегда знал с момента, как ее увидел, ни дня, ни минуты не сомневался в том, что Господь ее послал мне, чтобы я не погиб. Мне было очень тяжело перенести потерю своей сестры, и Господь мне в утешение дал мою будущую жену, Людмилу. Она по какому-то неведомому промыслу Божию приехала в Казахстан погостить у тёти несколько дней, застала мою сестру еще живой. Мы с ней встретились после похорон, на которых меня не было, а она была. И она оказала мне поддержку, ведь мне предстояло ещё год служить. Я уезжал не просто с тяжелым, а с разбитым сердцем, у меня было такое чувство, как будто меня насквозь проткнули железным ломом и не вытащили его, и эта страшная тяжесть стояла в сердце. Весь этот год, пока я служил, мы переписывались, она меня поддерживала, ждала. К ней я приехал после армии, и 25 декабря 1993 года мы заключили брак.
- А где это произошло?
- На ее родине, в селе Лисьем Лебяжьевского района Курганской области, из армии я приехал сразу туда. Она и по сию пору не хочет уезжать из родного села. Я ей всегда в шутку говорю: «Ты мой якорь. Куда бы я ни хотел сбежать, ты меня здесь держишь» (улыбается).
Промысел Божий: Крещение я принял в день Святой Троицы и наш брак мы заключили в храме Святой Живоначальной Троицы села Лисье. Тогда еще был не храм, а сельский клуб, и там, где сейчас алтарь, стоял стол, на котором мы поставили свои подписи. Я супруге говорю: «Мы с тобой брак заключили в будущем алтаре». Через какое-то время Господь меня привёл на служение и поставил здесь к престолу. Это невозможно объяснить по-другому, только как промысел Божий. Господь вёл-вёл и довёл, а дальше – Бог весть как будет.
- Вы поженились и стали жить в Лисьем?
- Да. Сначала 5 лет работал в сельхозкооперативе электриком. В 1996-97 годах попытался стать военным моряком – мне нужно было окончательно определиться со своей мечтой о море, нереализованная мечта и предшествующие трагические события с сестрой не давали мне спокойно жить. Поступил в военно-морское училище во Владивостоке (теперь это Тихоокеанское высшее морское училище), довольно неплохо учился, был старшиной роты. Но очень быстро выяснилось, что море для меня закрыто – из-за баротравмы среднего уха у меня оказался неподходящим для моряка вестибулярный аппарат. Я страдал морской болезнью, и был пригоден только для береговой и штабной работы. Пришлось принять тяжелое для меня решение – оставить учёбу и вернуться в село.
В последующие 5 лет я переживал страдания по поводу обрушившейся мечты, но постепенно молодость взяла своё, и я справился. После этого я 2 года сезонно работал на Курилах, обеспечивал энергетикой строящийся там перерабатывающий комплекс. Первый раз уезжал на пять месяцев, второй раз – на семь.
По окончании этого контракта мы стали решать, как дальше жить. В селе работы не стало, средств к существованию нет. И тут по промыслу Божиему звонит подруга моей жены и предлагает работу энергетика на Севере. Я согласился, и там, на Севере проработал вахтовым методом с 2004 года до момента моего рукоположения в 2022 году.
Из энергетиков – к священству
- Отец Сергий, как вы, работая много лет энергетиком на Севере, созрели до священства?
- В этом-то всё и дело, что для многих в нашей епархии было удивлением, откуда взялся такой человек? Из какого-то села, никому неизвестный… И действительно, меня никто не знал. Между вахтами, приезжая домой, я звонил священнику, который на тот момент служил в храме Лебяжья (а они менялись – сначала отец Михаил Артёмов, потом отец Олег Батюков), просил их приехать в Лисьевский храм. Собирались люди, мы совершали Литургии, я читал и пел на клиросе.
- А петь вам помогало то, что вы окончили в Темиртау музыкальную школу по классу баяна?
- Да, в какой-то мере. Благодаря музыкальному образованию я мог читать ноты с листа. О богослужениях имел очень смутное представление, но по роликам в интернете Божественную литургию выучил и поэтому мог помогать священнику сослужить ее.
Так шло моё воцерковление. Но принятие решения основывалось вот на чём. У каждого события есть точка, триггер, который запускает процесс. У меня это произошло в 2014 году. Ещё раньше, когда я в 1992-93 годах служил в ПВО, то был начальником смены специалистов радиоперехвата, и мы слушали НАТОвскую авиацию. Это был период, когда Советский Союз рухнул, Россия лежала на лопатках, страны Запада декларировали, что мы дружим, что мы не враги, не противники. Но, слушая их переговоры, мы понимали, что эти утверждения не соответствуют действительности. Мы как были их врагами, так и остаемся. Об этом впрямую говорят их действия.
Со службы я уходил последним из призыва, потому что меня не любили командиры. Я был молодым и дерзким, попал в немилость к начальству за то, что заступился за своих подчиненных, рядовых солдат. Офицер при мне набросился с кулаками на щупленького бойца, я заступился, он кинулся на меня, мы схватились. Я понимал, что не имею права даже в перепалку с офицером вступать, но тот перегнул палку, и вступился я не за себя, а за своего подчиненного. Это видел командир полка. После этого всех моих одногодков отправили на дембель, а я остался последним. И мне, как единственному старослужащему в полку, приходилось на сутки через сутки заступать на боевое дежурство.
3 декабря 1993 года силы ПВО НАТО начали очень крупные учения – в зону Северного Ледовитого океана вывели подводные лодки, подняли в воздух бомбардировщики. Мы всё это слышали, передавали развединформацию в штаб. Раньше я об этом не мог рассказывать, сейчас можно. На командный пункт приезжало много офицеров, мы им выдавали кучу всякой информации, они ее анализировали. И мы понимали, что в тот момент НАТО приставило России пистолет к виску. А если вспомнить, то в октябре того же 1993 года произошёл путч и расстрел Белого Дома, 3 декабря прошли учения, а 12 декабря принята новая Конституция. Я провёл прямую линию между этими событиями, и, хотя в последующие годы ничего не происходило, это меня не вводило в заблуждение, я понимал, что рано или поздно конфликт с силами НАТО произойдёт, несмотря на заверения в дружбе.
И этот триггер в 2014 году сработал, я убедился, что не ошибся, война началась. Моему сыну тогда исполнилось 2 года, но я понимал, что, когда это противостояние войдёт в горячую фазу, мой сын вырастет, и ему, возможно, придётся выйти на бой.
Я стал переосмысливать жизнь. У меня появились вопросы, а задать их было некому. Священник в селе бывал редко, а если и бывал, то не всегда удавалось получить от него удовлетворяющие ответы. И тогда я принял решение – надо учиться. В 2017 году обратился к владыке Иосифу с прошением благословить на учёбу в Тобольскую духовную семинарию, он благословил.
- Даже несмотря на ваш почти нулевой опыт службы в храме?
- Помню, как-то приехал к нам отец Михаил Артемов, я еще тогда, как говорится, не умел ни петь - ни рисовать. Он служит Литургию, там длинные паузы без пения, без хора. Служба в одно лицо, как священники говорят: сам читаю, сам пою, сам кадило подаю (смеется). Мы просто как статисты стояли. Я понял, что надо ему помогать, потихоньку начал входить в Литургию. К моменту, когда стал учиться в семинарии и присутствовать не просто на храмовых, а на кафедральных богослужениях – с владыкой, с духовенством – то начал видеть красоту православного богослужения.
С годами у меня всё укреплялось и укреплялось убеждение, что надо идти служить. И эта мысль была неотступной.
- Жена не отговаривала? Не сердилась?
- (вздыхает) Моя супруга говорила: «Я замуж выходила не за священника». Но я ведь учился заочно и работал по вахте, семью обеспечивал. Чем я занимаюсь, где учусь – это моё дело, главное, чтобы семья была довольна. Кризис случился уже тогда, когда встал вопрос о рукоположении. Искушение было очень серьёзное. Я уже проходил “сорокоуст” в кафедральном соборе, а давление ни на минуту не прекращалось. Но как только рукоположение в иереи прошло, всё прекратилось. Жена не сердилась, не запрещала, но у нее была депрессия. Изменение образа жизни, статуса, дальнейшего моего пути… Для нее-то практически ничего не изменилось - дом, семья как были, так и остались. Менялся мой образ жизни, а это очень трудно к 50 годам менять жизнь, тем более, когда ты к этому не готовишься.
Рукоположение
- 15 февраля 2022 года вас рукоположили в диаконы. Помню этот момент, удивление – что это за ставленник, которого в епархии не видели? Вы тогда уже не работали на Северах?
- Да. Много лет я работал в одной компании, потом она тендер проиграла другой компании, поменьше, а потом появилась третья компания, которая, несмотря на весь наш ценный уникальный опыт (оборудование было иностранное, и таких специалистов по его обслуживанию, как мы, можно было по пальцам пересчитать), на нас смотрели, как на наёмников. Я понял, что с ними мне не по пути, дальше будет только хуже. К этому времени я уже оканчивал семинарию и понимал, что мой путь уже предопределён. Два последних года я настраивал своих коллег – берите мой опыт, сколько можете, не стесняйтесь, всё отдам, вам работать дальше, а я уйду.
31 декабря 2021 года у меня закончился трудовой договор, но не закончилась вахта. Еще 17 дней в январе нужно было отработать, я не стал продлевать договор и уехал. Вернувшись с вахты, буквально через несколько дней поехал в Курган к секретарю епархии отцу Леониду Перчугову. С ним я встречался за год до этого, говорил, что 3 года в семинарии отучился, что пока еще не готов полностью перейти, не все дела завершил, замену себе не подготовил. Увидев меня, отец Леонид спрашивает: «Готов? А то где-то потерялся!» Да я не потерялся, дела свои заканчивал, чтобы уйти, ни у кого не оставляя обид, чтобы меня не вспоминали «добрым тихим словом» (смеется).
- Менее чем через месяц, 13 марта вас рукоположили в иереи. Срок короткий. Трудно было?
- Как всегда, когда начинаешь что-то новое. Я себе говорю так: невозможно узнать, насколько глубока река, пока ты в нее не войдёшь. Готов - не готов, ты учился, познавал, впитывал в себя, но пока не начнёшь этим заниматься сам, не поймёшь глубину. И теперь я каждый день погружаюсь всё глубже и глубже и понимаю, что еще не достиг всей глубины (улыбается).
- После рукоположения в иереи вас сразу назначили настоятелем в Лебяжье?
- Сначала был «сорокоуст», потом назначение. На тот момент там не было настоятеля. Предыдущего – отца Евфимия Балина - перевели в Утятское. Окормлял приход отец Леонид Корниенко, приезжал по воскресеньям из Варгашей.
- Как вас в новом статусе восприняли односельчане и жители Лебяжья?
- Лебяжьевский приход меня знал, потому что моё вхождение в Церковь происходило через Лебяжье. Когда я на межвахте приезжал домой, понимая, что в храме Лисья службы в это время может и не быть, старался 1-2 раза съездить в храм Лебяжья. Иногда попадал на всенощную, которую представлял очень смутно, но на Литургиях был постоянно. Меня сразу заметили, что могу петь и читать, но я, в основном, читал и позиционировал себя как чтеца.
Я не мог просто так стоять в храме, пока идёт служба, мне требовалось деятельное участие. Именно в процессе я получал ту благодать, к которой стремился. Какой бы долгой ни была служба, как бы тяжело ни было, я только в процессе стяжал благодать. Так я понял – да, это моё, да, надо идти. Поэтому, когда я пришёл в Лебяжьевский храм уже настоятелем, прихожане восприняли с теплом, радостью и радушием, и это продолжается и по сию пору.
Не всё просто, но это случается в любых отношениях с людьми. К каждому нужен свой подход, какие-то проблемы приходится решать не совсем так, как люди привыкли. Наверное, многие хотели, чтобы настоятель был пожёстче, чтобы был более зорким и требовательным. Но я не такой, потому что считаю – нужно учить своим примером, как преподобный Сергий Радонежский. Стараюсь влиять мягкостью, убеждением, потому что всем нам в жизни не хватает любви и милосердия. А быть не пастырем, а каким-то пастухом мне просто не хочется.
Иногда от этого бывает трудно, но по-другому пока не готов.
- Вам как настоятелю, приходится налаживать связи не только с верующими, но и с властью, с культурой, с образованием. Судя по новостным лентам, вас хорошо приняли в муниципальном округе, вы часто и успешно общаетесь со всеми, так ведь?
- Что меня более всего утруждает на служении в районном центре – это то, что крещеных и верующих людей много, а в храм ходит мало. Причём они от этого сами и страдают, предпочитая поехать в город, в соседний райцентр, но не в наш храм. Видимо, в истории прихода были какие-то события, которые отвернули их от этого храма, и люди теперь предпочитают сесть на электричку и приехать в кафедральный собор или другой храм Кургана. Эту ситуацию я пока переломить не могу, но сталкиваюсь постоянно.
И во власти, и в школе, ив больнице, куда я хожу, везде есть люди, сердце которых тянется ко Христу, но они не могут прийти в местный храм. Пока я не готов и не могу это изменить. Да и цели такой не ставлю. Но если человек ко мне обращается, я стараюсь действовать только своим открытым сердцем, добрым словом, отношением, чтобы не оттолкнуть его от Христа.
- У вас по-своему уникальная ситуация, что земляком лебяжьевцев является сенатор РФ Сергей Николаевич Муратов, который очень ревностно и внимательно следит за жизнью храма и всего райцентра. Как вы оцениваете эту ситуацию? К сожалению, есть примеры, когда благотворители очень вмешиваются в жизнь храма и буквально диктуют свою волю. У вас как?
- Не сказать, что у нас отношения дружеские, мы не так часто общаемся. Если что-то нужно, то мы переписываемся через Ватсап. Хорошо, когда человеку дан талант разговорной коммуникации, но я предпочитаю написать, чтобы человек правильно понял. Иногда наше восприятие нас обманывает: мы, вроде, говорим одно, а человек понимает другое, и ты начинаешь сомневаться, а не ошибся ли? Написанное же всегда можно перечитать, поэтому я предпочитаю не звонить, а писать.
С Сергеем Николаевичем мы не часто списываемся, только по необходимости. Он не вмешивается в жизнь прихода, но помогает при необходимости. К примеру, провести ремонт. Он сам приехал, увидел, в каком состоянии храм и прихрамовая территория, сразу сказал – сделаем то-то и то-то. Он присылает людей, которые делают всё необходимое. Здесь такой баланс: и не вмешиваться, и отслеживать происходящее. Слава Богу, он помогает, нам бы своими силами это было бы не сделать. Его помощь бесценна! Он ведь не просто благотворитель, он родом отсюда, для него дело чести, чтобы храм на его малой родине был в приличном состоянии.
Сейчас у нас идёт роспись в алтаре, скоро перейдём в главный храм. Здесь нужно будет обшивать, грунтовать, потом начнётся роспись. Слава Богу, всё идёт потихонечку, преображается!
Тема военного богословия
- Отец Сергий, вы до сих пор студент семинарии?
- Нет. Пять лет я проучился, госэкзамены сдал, но диплом не защитил. Вопрос защиты диплома периодически возникает, в прошлом году вставал. Но я до конца 5 курса так и не определился с выбором темы. Взял наугад «История храма Святой Живоначальной Троицы села Лисье», но, информации мало, а высасывать из пальца невозможно. Работа с архивом, то, что я оттуда взял, меня не порадовало, потому что, судя по найденным материалам, сбор денег на строительство шёл тяжело, храм строился долго. В 1903 году в храме начались службы, а в 1915-м все закончилось. Нет никаких сведений, что случилось – какой-то раскол или ещё что? Почему люди, не успев толком построить храм, вложившись в него, вдруг всё бросили?
В протоколах 1935 года написано, что в селе верующих нет, что имущество растаскивается, просим отдать здание под избу-читальню. В 1938 году из Челябинска пришел ответ – пожалуйста, берите и пользуйтесь. Что произошло с людьми – у меня до сих пор нет ответа. И не случится ли подобное в наши дни? Я поставил перед собой задачу восстановления храма. Для этого мне, священнику, настоятелю, нужно привлечь средства, найти людей. А надо ли? На службы приходят 5-6 человек, в основном, старые люди. Многие из прихожан уже ушли из жизни, а новых не наблюдается. Вот сейчас и думаю – восстановим храм, а кто сюда ходить будет? Честно скажу, меня эти мысли смущают.
Тем не менее, если Господь благоволит нам, мы служим каждую субботу, люди приходят, они рады, что службы совершаются, что они могут причащаться Тела и Крови Христовой, причём, не изредка, как было раньше, а постоянно. И то, что наш храм включили в губернаторскую программу по реставрации, внушает мне оптимизм, позволяет не отчаиваться, а надеяться.
- Вы намерены дописывать дипломную работу по этой теме или возьмёте другую?
- Сейчас я уже не хочу брать её, но другую тему, которая мне более по душе, не так-то просто разработать. Пока еще решение не созрело окончательно, посмотрим, как дальше будет. В свете последних событий, после поездки на СВО (отец Сергий был на СВО с января по март 2024 – ред.) у меня родилась мысль раскрыть тему военного богословия в свете Священного Писания.
Я видел и слышал на фронте, что говорят люди разных вероисповеданий, и меня очень интересует – что же нас объединяет с мусульманами, с язычниками и неоязычниками, с которыми мы находимся в одном окопе? Интересует конфессиональная представленность в зоне боевых действий. Идея пока незрелая. Я слушал людей, с которыми удалось установить контакты, и понял, что эта тема мне интересна, над ней можно поработать. Но чтобы тему развернуть, мне нужно снова выехать туда, но уже не в качестве священника, а педагога, бойца. Для этого нужно благословение владыки, а он такого благословения не даёт, и, соответственно, у меня всё находится в неопределенном состоянии.
- Отец Сергий, вы только год успели побыть настоятелем и изъявили желание поехать на СВО. Что вас побудило на этот шаг?
- Предысторию я уже рассказал, когда говорил про армию, и про триггер. А второе… Вот смотрите – меня рукоположили 15 февраля 2022 года, а СВО когда началось? 24 февраля. Если бы не рукоположение, не диаконская присяга, я бы сразу пошёл на СВО. Моя жизнь изменилась, когда я ушёл с Севера, и если бы тогда владыка не принял решение о рукоположении, я был бы уже там, и при этом был бы не подготовлен к тому, с чем пришлось бы столкнуться. Не знаю, что бы со мной произошло – не в физическом смысле, а в духовном. Скорее всего, был бы духовный слом. Но тем и замечателен Божий промысел: если ты доверяешь Богу, то Он проведет тебя так, как нужно провести, именно по твоей дороге.
Поэтому, когда началось СВО, я на вопрос отца Леонида, поеду ли туда добровольцем, ответил без всяких сомнений – да. «Спроси у матушки, если она не против, тогда мы тебя внесем в список добровольцев. Если она против, то не внесём». Я спросил, жена сказала «да». И не то, что прямо легко согласилась, просто поняла, что я еду туда не как воин, а как священник, и меня близко к боям не подпустят. В общем, она согласилась. Я написал прошение на отправку, практически год ожидал своей очереди, и она пришла.
Понимаете, опыт поездки на СВО избавил меня от многих иллюзий, привел к некому пониманию – всё происходит по промыслу Божию. Самое главное – довериться Ему, не пытаться делать по-своему, а следовать Его воле. И всё будет так, как должно быть.
- По моим наблюдениям, со СВО вы вернулись другим человеком – потрясенным, внутренне изменившимся. Свои мысли вы изложили на бумаге, и ваши записки священника мы публиковали в газете «Православное Зауралье» за апрель 2024 года.
- Это потрясение и сейчас никуда не делось. Оно связано с потерей иллюзий, а нам иногда очень тяжело с ними расставаться. Мы живем в своём придуманном мире, в котором нам уютно и комфортно. И вдруг понимаем, что на самом деле в мире всё не так. Ты придумал себе реальность, а на самом деле она совсем другая. И когда ты сталкиваешься с человеческой трагедией в виде войны, то начинаешь ее остро ощущать и понимать ценность человеческой жизни – своей, ближнего твоего и даже того, кто напротив тебя. Даже в этих трагических событиях Господь оказывает человечеству милость и любовь. И принимать это понимание больно, оно травмирует, но при этом духовно обогащает.
Мы все оттуда вернулись другими. И все, кто придут, будут другими. Но мы – священники, мы служим Богу и людям, у нас совершенно другое, духовное вИдение. А те ребята, которые этого не имеют, зачастую приходят сломленными, поврежденными, причём, настолько сильно, что не могут уже обходиться без алкоголя, наркотиков, психотропов. Они не видят иного пути сбежать от той реальности, в которой они побывали. И помочь им - наше служение здесь.
- Вас недавно назначили председателем комиссии по помощи вернувшимся со СВО?
- Это не комиссия. Московская Патриархия организовала группу помощи семьям участников СВО и ветеранам. От каждой епархии представлены священник и координатор. Все мы будем подключены к группе в Телеграм, там будут давать краткий онлайн-курс, как работать с семьями и ветеранами. Я написал секретарю епархии, что к этой работе желательно привлечь священников, которые там были – им легче войти в контакт.
Одно дело, когда ты приходишь с предложением помощи, а он тебя спрашивает – а ты там был, ты всё сам видел? Ведь там реальность совершенно другая. И если священник скажет – нет, не был, то он ничем не поможет. Соответственно и семья, которая слышит, знает и получает оттуда информацию, которая не совпадает с информацией из официальных источников, получив предложение о помощи от священника, там не бывавшего, ответят – не лезь к нам, ступай с Богом!
Поэтому ребята приходят со СВО и молчат. Не потому, что им сказать нечего, а потому, что боятся быть не услышанными или неправильно понятыми обществом. Им на фронте пришлось пройти не просто через ад, а через насилие, которое они сами совершали, и это их травмировало. Они проходят через предательство, через всё то, что мы в обычной жизни осуждаем. Там всё обнажается, концентрируется, там человек проявляется сразу, там не обманешь никого! И я опасаюсь, что, когда эти ребята вернутся, будет очень много претензий к власти. И как мы сможем это всё сгладить, вернуть их к жизни, если они этого захотят?
Это будет очень серьёзная работа! С таким опытом мы еще не сталкивались. Последний раз священство участвовало в Первой мировой войне. За ней последовала революция, гражданская война, уничтожение Церкви… Великую Отечественную войну страна проходила практически без священников. Получается, у нас нет опыта реабилитации военных ветеранов, ее придётся наработать. Поэтому не исключено, что я дипломную работу возьму на эту тему.
- Насколько я знаю, уже будучи благочинным, вы ещё раз подавали прошение об отправке на СВО. Правильно?
- Не совсем. Дело в том, что в циркулярном письме из епархиального управления было указание сообщить, кто из священников нашего благочиния готов добровольно выехать в зону СВО по призыву Московской Патриархии – они для более масштабной работы набирали порядка 250 священников кроме тех, которые уже там побывали. В ответном письме я сообщил, что никто из наших священников не изъявил такого желания (по состоянию здоровья, семейным обстоятельствам), но если есть необходимость, то я готов. То есть, единственный доброволец из нашего благочиния – это я. Получается, это не прошение на то, чтобы меня отпустили, а ответ о том, что я готов быть добровольцем, если потребуется. На что мне отец Михаил Кучеров сказал: «Владыка не благословляет, ты нужен здесь».
Заботы благочинного
- Практически сразу после вашего возвращения со СВО вам дали послушание быть благочинным сдвоенного Северо-Восточного церковного округа. Как вы это восприняли? Какими силами вам это далось? Что нового от вас потребовалось?
- Во-первых, это было неожиданно. Во-вторых, я понимал, что быть благочинным – это совсем не то, что быть просто настоятелем. Здесь принимаешь ответственность не только за себя, но и за находящиеся в твоём благочинии приходы. Не сказать, что это было гораздо труднее чем то, что было в моей жизни. Просто ты на себя принимаешь более высокий уровень ответственности.
Это легко, если ты в жизни однажды научился брать ответственность за свою жизнь, за жизнь близких, подчинённых, за их благосостояние. Тот же Север научил понимать – да, люди приезжают зарабатывать деньги, но не для себя, а для своих семей. И от того, насколько хорошо они выполнят свою работу, зависит благосостояние их семей.
Это особый уровень ответственности. Когда ты его на себя добровольно принимаешь, это иго не кажется таким тяжелым, а бремя становится благим. Ты делаешь то, что Господь талантами тебе дал. Ты служишь Богу и людям, и это не тяжело. Господь правильно говорит: «Иго Моё Благо, бремя Моё легко» (Мф. 11:29). Но готовы ли мы к этому? В нашей жизни могут происходить события, к которым мы можем быть не готовы. Но ты их либо принимаешь, либо не принимаешь. Ты делаешь то, что можешь, и то, что должен.
- В обязанности благочинного входит взаимодействие и определенное руководство над священниками Северо-Восточного церковного округа. Но они старше вас и опытнее по времени служения в сане. Как вы это преодолеваете?
- Вы сейчас правильно сказали: я – молодой и малоопытный священник, другие отцы гораздо дольше меня служат, у них больше духовного опыта. И в этом смысле мне внутренне некомфортно. Я все-таки ещё новобранец. Но опять же – как и на предыдущей работе, я служу тем, чем могу: стремлюсь, чтобы не только эти священники достойно и правильно совершали служение, но и их семьи были благополучны, и окормляемые, пасомые ими люди тоже чувствовали заботу о них вышестоящего начальства. Когда ты понимаешь, что на тебя возложено, то начинаешь трудиться соответственным образом – невзирая на молодость по служению в Церкви. Это тяжеловато, но приходится понимать, как некий крест, который нужно нести. Наверное, секретарю епархии о. Михаилу Кучерову, который так решил, виднее, что я могу, а что нет. Я даже сам о себе многого не знаю, но в процессе деятельности и выявляется, способен ты или нет. Стараюсь не самообманываться: если могу, то могу, если нет, то буду стараться, но как получится.
Домашний очаг
- 6 сентября 2016 года вы и ваша жена Людмила были венчаны в храме села Лисье. Кто вас венчал?
- Отец Олег Батюков. Сейчас я понимаю, что к венчанию нужно подойти с определенным духовным опытом. Но наше венчание стало первым шагом моей жены в Церковь. В нашей семейной жизни её и моё духовное развитие шли параллельно, а тут пересеклись. Это промысел Божий. Венчание было обязательным требованием при поступлении в семинарию, и на моё предложение жена согласилась.
- У вас в семье трое детей?
- Да. Первая дочь, Диана, родилась в мае 1998 года, через год, месяц и один день родилась вторая дочь – Алёна, а в декабре 2012 года родился сын, Павел. Дочери уже взрослые, у Дианы муж – военный, сейчас на СВО, перехватывает дроны. У младшей трое детей, но она не замужем – и первый, и второй брак оказался неудачным. Она живёт в Лебяжье, в приходском доме. Сын учится в 5 классе.
- Матушка кем работает?
- Матушка всегда всю жизнь работает домохозяйкой и моей женой (улыбается).
- Прекрасно! Это для женщины, наверное, самое лучшее.
- У нас это даже никогда не обсуждалось. На ней дом, очаг, обеспечение моего тыла, и больше ничего.
- Как ваши дочери относятся к тому, что их отец – священник?
- Они никогда не были против и целиком поддерживали меня в этом. Младшая – точно папина дочь, старшая характером больше похожа на маму. У них было не удивление от моего решения, а радость.
- А сын как принял ваше рукоположение? Как сейчас относится к тому, что папа – поп?
- Нормально. Он ходит в храм, причащается.
- Помогает вам, алтарничает?
- Он не может, у него некоторые проблемы со здоровьем, поэтому ограничиваемся тем, что я его исповедую и причащаю. Матушка помогает по храму, принимает записки в лавке. Когда меня нет, организовывает прихожан – в воскресенье вот дрова складывали, она всех собрала. Когда нужно – звонит: девочки, надо в храме помыть… Самая настоящая моя половинка (улыбается).
– Расскажите, как устроен быт вашей семьи?
- Я не только священник, но еще и муж, и отец. Мы живём в селе Лисьем, у нас половина дома на два хозяина. Подсобного хозяйства как такового нет, только куры. Поначалу мы держали хозяйство, но когда я стал ездить на Север по вахте, супруге стало тяжело справляться одной, и мы решили от него отказаться. У нас есть огород, нынче картошка сгнила из-за обильных дождей. Дом и огород – забота жены. Но за мной физическая работа плюс общение со школой по поводу сына и уроки с ним. Такой вот быт. Конечно, супруга моя иногда бывает недовольна моими поездками по священническим делам, говорит, мол, когда ты работал по вахте, я тебя чаще видела, а сейчас урывками, наездами.
- А свободное время как предпочитаете проводить? Присущи вам мужские увлечение – охота, рыбалка, техника?
- Нет. От слова совсем! Я не технарь, только недавно пошёл учиться в автошколу, чтобы сдать на права, да и то потому, что по долгу службы нужна мобильность. Недавно впервые сел за руль, даст Бог, скоро и своя машина появится.
Моё любимое занятие – чтение. Читаю и духовную, и художественную литературу. Когда делаю тяжелую работу, включаю музыку. Люблю только классику, Бах и Бетховен – мои любимые композиторы. Иногда Вивальди слушаю, потому что музыкальное образование, полученное в детстве, определяет многие вкусы человека, даёт понимание красоты классики. Надеваю наушники и иду колоть дрова, по 5-10 кубов. У нас печное отопление, топим дровами.
Наше село не газифицировано, и не знаю, дойдёт ли газ до нас. Сейчас арбитражный суд решает вопрос о передаче храма в собственность. Ещё землю оформим, и буду подавать заявление в администрацию на газификацию. Возможно, мы будем первыми, кто подаст такое заявление, чтобы в село пошёл газ.
О выборе пути
- Вы в сане недолго, чуть больше двух лет, но были ли за это время сожаления о выборе священнического пути?
- Нет. Господь мне открыл путь, когда я 17-летним мальчишкой попросил у Него помощи, и эта помощь Божия меня сопровождает всю жизнь. Я не сожалею о выборе этого пути, а только о тех ошибках, которые на этом пути совершаю. Стараюсь в будущем их исправлять и избегать.
Я стал священником, но еще не стал пастырем, мне ещё предстоит им стать. Я понимаю, что этот путь может быть очень длинным и непростым. Я читал у кого-то из священников: до рукоположения была жизнь, после него – начинается житие (смеется). Я готовлюсь к этому.
Нет сожаления, но опасаюсь оказаться недостойным того высокого служения, к которому призвал Господь. Святитель Иоанн Златоуст в «Слове о священстве» говорит – ты прежде обсмотри всё, размысли, готов ли ты, а только потом приступай к этому служению. Конечно, тот, кто с малых лет в Церкви, который алтарничал не один год, понимает, что есть определенная реальность, которую тебе нужно либо принять, либо отвергнуть. А когда ты в эту реальность погружаешься внезапно, то иногда случается шок. Но это как прививка. Будь готов к тому, что Церковь – это живой организм, мы с этим пониманием живём и служим.
– Есть ли у вас мечта, цель, к которой стремитесь?
- Наверное, у нас одна общая цель для всех верующих в Господа нашего Иисуса Христа - достичь Царства Небесного. Но мы должны помнить, что Царство Небесное внутри нас. Если мы его не вырастим в себе, то и, шагнув в вечность, мы его не получим.
Когда тебе плохо, ты заглядываешь в своё сердце, смотришь на свое состояние и спрашиваешь: есть или нет в тебе оно или ты далек от него? Если ты чувствуешь, что тебе плохо, значит, ты отдалился от него, значит, это нужно срочно исправлять. И это зависит от меня. Понимаете? Такая вот цель – достижение Царства Небесного в своём сердце, взращивание его. А что-то конкретное, материальное – я такие цели не ставлю.
Конечно, хочется, чтобы вырос и определился в жизни сын, мы ведь его родили в довольно солидном возрасте. Ему ещё предстоит стать взрослым, а мы возможно, уже не будем в состоянии ему помочь. Хотелось бы наставить его на путь определенный, чтобы дальше он шел своими ногами. Такая вот ближайшая цель, земная, простая.
- Одна из причин эмоционального выгорания священников – выслушивание чужих грехов на исповедях. Как вы стараетесь бороться с этим?
- Пока еще в своём священническом служении я не дошёл до выгорания, ничего об этом не могу сказать. Но я уже знаю о некоторых признаках выгорания – это когда тебе уже не хочется заниматься тем, чем ты занимаешься, когда ты ищешь причины, чтобы не делать то, что должен делать, когда в своём поведении ты наблюдаешь не присущие тебе действия, слова, эмоции. Но, слава Богу, пока этого нет, да и не было ни сейчас, ни на моей предыдущей работе.
Я бы своей прежней работой всю жизнь занимался, она мне нравилась, я понимал, что в своем профессиональном опыте достиг того уровня, когда можно спокойно трудиться, делать то, что у тебя получается лучше, чем у других. Выгорания не произошло и там. Просто я услышал Господа. Мне один священник сказал – ты можешь ответить и “да”, и “нет”, но в любом случае ты за свой ответ будешь себя судить, а правильно ли я ответил? Последствия только на тебе. Господь тебе предложил, а у тебя право свободы выбора.
Я на предложение Господа ответил “да”, это моё решение, мне не о чем сожалеть. Я знал, что будет трудно. Но всегда в этом случае говорю: многие знают, что будет трудно, но не представляют – насколько. И без благодатной помощи Господа Иисуса Христа служение не пройти.
Выгорание наступает тогда, когда ты начинаешь надеяться только на свои силы. Вот тогда ты просто сгоришь! Ты понимаешь, что тебе нужно встать к исповедальному аналою, к престолу, тебе нужно будет сделать то или другое, и ты понимаешь, что это на тебя может навалиться. Господь спросил у своих учеников – можете ли вы креститься тем крещением, которым Я крещусь, испить ту чашу, которую Я пью? Они ответили утвердительно, не представляя всей тяжести. Господь вошёл в Иордан после всех, в мутную воду, омывшую грехи человеческие. Он взял их на себя и очистил. Он первый это прошёл, а потом у меня спросил – ты сможешь войти? Да! Ты будешь туда входить и пить ту чашу, которую Я пью? Мы должны понимать, что идти за Христом – это идти на Голгофу. Наше воскресение лежит через Голгофу. Сначала Фавор, потом Елеон, потом Голгофа, потом воскресение. Мы должны это помнить. Если рассчитывать только на свои силы, быстро сгоришь.
- Отец Сергий, вы очень интересный собеседник. Всё ли я у вас спросила, что вы были готовы рассказать? Или я что-то упустила важное?
Иерей Сергий Алексеев: «Мне хочется быть не пастухом, а пастырем», изображение №29
- Даже не знаю. Вообще, человеческая жизнь, не только моя, а любая – это целая вселенная, исследовать ее невозможно. Путь каждого человека уникален. Каждый человек уникален! И когда нас спрашивают – дайте совет в том-то и в том-то, я отвечаю – извини, не могу. Если ты положился на промысел Божий, то и уповай на Господа, Он тебя поведет. Ты просто принимай то, что Он тебе даёт.
Смирение как раз в том и заключается, что через какие бы события ты ни проходил, всегда должен помнить, что тебя ведёт Господь, Он не даст тебе ничего сверх твоих сил. И когда ты это понимаешь, в сердце наступает мир. Смирение – это мир в сердце. Война – это не там, где убивают, а когда мира нет в сердце. В какой бы ситуации ты ни находился, что бы ты ни делал, чем ни занимался – в твоем сердце должен быть мир. И тогда ты пройдёшь через всё! «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил 4:13). Только так можно жить. Этому учимся сами и учим своих прихожан, которые приходят с болью, проблемами, страхами, страданиями. Только с Божией помощью, в Божией благодати можно решить все проблемы.
Беседовала Татьяна Маковеева.
Назад к списку
- Отец Сергий, расскажите о себе.
- Родился 11 января 1974 года в городе Темиртау Карагандинской области. Отца, Виктора Ивановича, не стало, когда мне ещё не исполнилось трёх лет. Он в подростковом возрасте застудился на рыбалке, много лет мучился с больными почками. Потом ему сделали пересадку в институте Склифосовского, но почки не прижились, он скончался. Папу привезли домой, и у меня в голове запечатлелась картинка: он лежит в гробу, закрыт белым покрывалом, а я прошу его мне показать. Для 3-летнего ребенка это травмирующее событие.
Мы жили с мамой, Натальей Ивановной. У меня была сестра Надя, на 1,5 года младше. До 8 лет я прожил с мамой, потом ей стало тяжело, она уже не смогла с нами двумя справляться, и меня взяли под опеку родители отца. В 1 класс меня повели дедушка, Алексеев Иван Кононович, фронтовик, и бабушка, Ольга Степановна – Герой Труда. Они прошли тяжелый жизненный путь, и мой отец, когда был жив, просил их, чтобы они меня забрали к себе.
От них я узнал, что мои предки по отцовской линии были родом с Полтавы. Они в 20-х годах по какой-то программе были переселены в Казахстан. Возможно, это была ссылка, помню, как дедушка рассказывал, как они шли обозом, как люди умирали по дороге. И поэтому то, что сейчас происходит на Украине, мне близко, ведь в Полтаве, где прилёты и гибнут люди, могут быть мои родственники.
В Темиртау я окончил среднюю школу № 16. Там очень хорошие учителя, многих помню с благодарностью. Но учеником я был, скажем так, с четверки на тройку. Я гуманитарий, русский язык и литература всегда были на «отлично»; на конкурсах чтецов представлял школу, и победы всегда были мои. С физикой и с математикой никогда не дружил, но к концу школы перед экзаменами мне пришлось весь курс алгебры проштудировать самостоятельно. И тогда я понял, что недооценивал себя, был недостаточно прилежен, надо было просто постараться. Это был первый мой самоанализ (смеется).
В 1986 году, когда мне было 12 лет, умер дедушка, а бабушка скончалась 23 февраля 1991 года от рака. Тяжело умирала, за полгода сгорела. Уходила она на моих глазах, я, семнадцатилетний, впервые столкнулся с фактом такой близкой смерти.
На смертном одре бабушка попросила меня достать из коробки на шифоньере ее крестик и надеть на неё. Я от неё никогда не слышал, что она верующая, но тут случилось что-то такое, может, ее ангел пришёл? Я тогда впервые задумался именно о Боге, о чем-то таком, что мне недоступно, неподвластно и что существует помимо меня, но влияет на мою жизнь. После смерти бабушки мне 3 месяца оставалось до окончания школы, надо было принимать какое-то решение, и я понял, что дальше по жизни пойду один и только с Божией помощью. Это был первый осознанный шаг и понимание – только я и Бог.
- А к маме вы не вернулись?
- У нее уже была другая семья, появились другие дети. Когда были живы бабушка с дедушкой, мы каждое воскресенье их навещали, но я ездил не столько к маме, сколько к родной сестре Надежде. Она была второй половинкой моего сердца.
В мае 1991 года окончил школу и принял крещение в день Святой Троицы. У меня с детства была мечта стать моряком. Мне пришёл вызов из Находкинской мореходно-технической школы с Дальнего Востока, куда я стремился всей душой. Я тогда впервые обратился: «Господи, помоги мне!». Сбережений у меня не было, пришлось продать книжный шкаф, чтобы купить билет на поезд до Находки. Представляете, билет в один конец! Приехал я туда, год проучился, окончил курс «электрик-матрос 1 класса». Получив аттестат, в 1992 году обратился в порт с просьбой принять на работу, а меня там спросили: «Ты в армии служил?» «Нет». «Сначала отслужи, а потом приходи к нам!».
Я возвратился в Казахстан, пришёл в военкомат и попросил срочно призвать меня в армию, чтобы побыстрее отслужить и вернуться туда, куда душа моя просит - в море. Мне сказали, в Казахстане морей нет, отправим тебя в погранвойска.
На сборном пункте у меня спрашивают: «В Россию хотите поехать?» Конечно, хочу. Отправили меня в Подмосковье, в войска ПВО. Нас было 26 человек.
Отслужил 4 месяца, а в октябре в часть пришло сообщение, что моя сестра погибла и мне срочно нужно выехать на похороны. Я, конечно, в шоке. У меня там ещё сестра была – от второго брака мамы, и моя родная сестра Надя. Кто из них погиб – я не знал. Мне выдали воинское требование, по которому я купил билеты. Приехал с опозданием на сутки, Надю уже похоронили. Судя по фотографиям, на которых я увидел состояние ее лица, это было не самоубийство, как было написано в свидетельстве о смерти, а убийство, инсценированное под самоубийство. Поэтому я никогда с этим не смирился. Пару раз она мне снилась, ничего не говорила, просто улыбалась, успокаивала. Я просыпался в слезах, но со спокойным сердцем.
Возвратившись в часть, я попросился после “учебки” в самый трудный полк – в Архангельск. Это была попытка самонаказания за своё не всегда хорошее отношение к сестре. Не случайно говорят – что имеем, не храним, потерявши плачем, горько сожалеем о том, что мы делали.
- Она на момент гибели школьницей была?
- Нет, уже окончила школу. Там произошли такие события, о которых я не хотел бы говорить, они очень личные. Но, тем не менее, я понимаю, что было причиной и что стало следствием. И некая моя вина в этом ощущалась. Поэтому я и попросился в самый трудный полк – и с точки зрения взаимоотношений с военнослужащими, и по климатическим условиям.
Но в это самый отпуск, в который меня направили на похороны, я познакомился со своей будущей супругой. Я всегда знал с момента, как ее увидел, ни дня, ни минуты не сомневался в том, что Господь ее послал мне, чтобы я не погиб. Мне было очень тяжело перенести потерю своей сестры, и Господь мне в утешение дал мою будущую жену, Людмилу. Она по какому-то неведомому промыслу Божию приехала в Казахстан погостить у тёти несколько дней, застала мою сестру еще живой. Мы с ней встретились после похорон, на которых меня не было, а она была. И она оказала мне поддержку, ведь мне предстояло ещё год служить. Я уезжал не просто с тяжелым, а с разбитым сердцем, у меня было такое чувство, как будто меня насквозь проткнули железным ломом и не вытащили его, и эта страшная тяжесть стояла в сердце. Весь этот год, пока я служил, мы переписывались, она меня поддерживала, ждала. К ней я приехал после армии, и 25 декабря 1993 года мы заключили брак.
- А где это произошло?
- На ее родине, в селе Лисьем Лебяжьевского района Курганской области, из армии я приехал сразу туда. Она и по сию пору не хочет уезжать из родного села. Я ей всегда в шутку говорю: «Ты мой якорь. Куда бы я ни хотел сбежать, ты меня здесь держишь» (улыбается).
Промысел Божий: Крещение я принял в день Святой Троицы и наш брак мы заключили в храме Святой Живоначальной Троицы села Лисье. Тогда еще был не храм, а сельский клуб, и там, где сейчас алтарь, стоял стол, на котором мы поставили свои подписи. Я супруге говорю: «Мы с тобой брак заключили в будущем алтаре». Через какое-то время Господь меня привёл на служение и поставил здесь к престолу. Это невозможно объяснить по-другому, только как промысел Божий. Господь вёл-вёл и довёл, а дальше – Бог весть как будет.
- Вы поженились и стали жить в Лисьем?
- Да. Сначала 5 лет работал в сельхозкооперативе электриком. В 1996-97 годах попытался стать военным моряком – мне нужно было окончательно определиться со своей мечтой о море, нереализованная мечта и предшествующие трагические события с сестрой не давали мне спокойно жить. Поступил в военно-морское училище во Владивостоке (теперь это Тихоокеанское высшее морское училище), довольно неплохо учился, был старшиной роты. Но очень быстро выяснилось, что море для меня закрыто – из-за баротравмы среднего уха у меня оказался неподходящим для моряка вестибулярный аппарат. Я страдал морской болезнью, и был пригоден только для береговой и штабной работы. Пришлось принять тяжелое для меня решение – оставить учёбу и вернуться в село.
В последующие 5 лет я переживал страдания по поводу обрушившейся мечты, но постепенно молодость взяла своё, и я справился. После этого я 2 года сезонно работал на Курилах, обеспечивал энергетикой строящийся там перерабатывающий комплекс. Первый раз уезжал на пять месяцев, второй раз – на семь.
По окончании этого контракта мы стали решать, как дальше жить. В селе работы не стало, средств к существованию нет. И тут по промыслу Божиему звонит подруга моей жены и предлагает работу энергетика на Севере. Я согласился, и там, на Севере проработал вахтовым методом с 2004 года до момента моего рукоположения в 2022 году.
Из энергетиков – к священству
- Отец Сергий, как вы, работая много лет энергетиком на Севере, созрели до священства?
- В этом-то всё и дело, что для многих в нашей епархии было удивлением, откуда взялся такой человек? Из какого-то села, никому неизвестный… И действительно, меня никто не знал. Между вахтами, приезжая домой, я звонил священнику, который на тот момент служил в храме Лебяжья (а они менялись – сначала отец Михаил Артёмов, потом отец Олег Батюков), просил их приехать в Лисьевский храм. Собирались люди, мы совершали Литургии, я читал и пел на клиросе.
- А петь вам помогало то, что вы окончили в Темиртау музыкальную школу по классу баяна?
- Да, в какой-то мере. Благодаря музыкальному образованию я мог читать ноты с листа. О богослужениях имел очень смутное представление, но по роликам в интернете Божественную литургию выучил и поэтому мог помогать священнику сослужить ее.
Так шло моё воцерковление. Но принятие решения основывалось вот на чём. У каждого события есть точка, триггер, который запускает процесс. У меня это произошло в 2014 году. Ещё раньше, когда я в 1992-93 годах служил в ПВО, то был начальником смены специалистов радиоперехвата, и мы слушали НАТОвскую авиацию. Это был период, когда Советский Союз рухнул, Россия лежала на лопатках, страны Запада декларировали, что мы дружим, что мы не враги, не противники. Но, слушая их переговоры, мы понимали, что эти утверждения не соответствуют действительности. Мы как были их врагами, так и остаемся. Об этом впрямую говорят их действия.
Со службы я уходил последним из призыва, потому что меня не любили командиры. Я был молодым и дерзким, попал в немилость к начальству за то, что заступился за своих подчиненных, рядовых солдат. Офицер при мне набросился с кулаками на щупленького бойца, я заступился, он кинулся на меня, мы схватились. Я понимал, что не имею права даже в перепалку с офицером вступать, но тот перегнул палку, и вступился я не за себя, а за своего подчиненного. Это видел командир полка. После этого всех моих одногодков отправили на дембель, а я остался последним. И мне, как единственному старослужащему в полку, приходилось на сутки через сутки заступать на боевое дежурство.
3 декабря 1993 года силы ПВО НАТО начали очень крупные учения – в зону Северного Ледовитого океана вывели подводные лодки, подняли в воздух бомбардировщики. Мы всё это слышали, передавали развединформацию в штаб. Раньше я об этом не мог рассказывать, сейчас можно. На командный пункт приезжало много офицеров, мы им выдавали кучу всякой информации, они ее анализировали. И мы понимали, что в тот момент НАТО приставило России пистолет к виску. А если вспомнить, то в октябре того же 1993 года произошёл путч и расстрел Белого Дома, 3 декабря прошли учения, а 12 декабря принята новая Конституция. Я провёл прямую линию между этими событиями, и, хотя в последующие годы ничего не происходило, это меня не вводило в заблуждение, я понимал, что рано или поздно конфликт с силами НАТО произойдёт, несмотря на заверения в дружбе.
И этот триггер в 2014 году сработал, я убедился, что не ошибся, война началась. Моему сыну тогда исполнилось 2 года, но я понимал, что, когда это противостояние войдёт в горячую фазу, мой сын вырастет, и ему, возможно, придётся выйти на бой.
Я стал переосмысливать жизнь. У меня появились вопросы, а задать их было некому. Священник в селе бывал редко, а если и бывал, то не всегда удавалось получить от него удовлетворяющие ответы. И тогда я принял решение – надо учиться. В 2017 году обратился к владыке Иосифу с прошением благословить на учёбу в Тобольскую духовную семинарию, он благословил.
- Даже несмотря на ваш почти нулевой опыт службы в храме?
- Помню, как-то приехал к нам отец Михаил Артемов, я еще тогда, как говорится, не умел ни петь - ни рисовать. Он служит Литургию, там длинные паузы без пения, без хора. Служба в одно лицо, как священники говорят: сам читаю, сам пою, сам кадило подаю (смеется). Мы просто как статисты стояли. Я понял, что надо ему помогать, потихоньку начал входить в Литургию. К моменту, когда стал учиться в семинарии и присутствовать не просто на храмовых, а на кафедральных богослужениях – с владыкой, с духовенством – то начал видеть красоту православного богослужения.
С годами у меня всё укреплялось и укреплялось убеждение, что надо идти служить. И эта мысль была неотступной.
- Жена не отговаривала? Не сердилась?
- (вздыхает) Моя супруга говорила: «Я замуж выходила не за священника». Но я ведь учился заочно и работал по вахте, семью обеспечивал. Чем я занимаюсь, где учусь – это моё дело, главное, чтобы семья была довольна. Кризис случился уже тогда, когда встал вопрос о рукоположении. Искушение было очень серьёзное. Я уже проходил “сорокоуст” в кафедральном соборе, а давление ни на минуту не прекращалось. Но как только рукоположение в иереи прошло, всё прекратилось. Жена не сердилась, не запрещала, но у нее была депрессия. Изменение образа жизни, статуса, дальнейшего моего пути… Для нее-то практически ничего не изменилось - дом, семья как были, так и остались. Менялся мой образ жизни, а это очень трудно к 50 годам менять жизнь, тем более, когда ты к этому не готовишься.
Рукоположение
- 15 февраля 2022 года вас рукоположили в диаконы. Помню этот момент, удивление – что это за ставленник, которого в епархии не видели? Вы тогда уже не работали на Северах?
- Да. Много лет я работал в одной компании, потом она тендер проиграла другой компании, поменьше, а потом появилась третья компания, которая, несмотря на весь наш ценный уникальный опыт (оборудование было иностранное, и таких специалистов по его обслуживанию, как мы, можно было по пальцам пересчитать), на нас смотрели, как на наёмников. Я понял, что с ними мне не по пути, дальше будет только хуже. К этому времени я уже оканчивал семинарию и понимал, что мой путь уже предопределён. Два последних года я настраивал своих коллег – берите мой опыт, сколько можете, не стесняйтесь, всё отдам, вам работать дальше, а я уйду.
31 декабря 2021 года у меня закончился трудовой договор, но не закончилась вахта. Еще 17 дней в январе нужно было отработать, я не стал продлевать договор и уехал. Вернувшись с вахты, буквально через несколько дней поехал в Курган к секретарю епархии отцу Леониду Перчугову. С ним я встречался за год до этого, говорил, что 3 года в семинарии отучился, что пока еще не готов полностью перейти, не все дела завершил, замену себе не подготовил. Увидев меня, отец Леонид спрашивает: «Готов? А то где-то потерялся!» Да я не потерялся, дела свои заканчивал, чтобы уйти, ни у кого не оставляя обид, чтобы меня не вспоминали «добрым тихим словом» (смеется).
- Менее чем через месяц, 13 марта вас рукоположили в иереи. Срок короткий. Трудно было?
- Как всегда, когда начинаешь что-то новое. Я себе говорю так: невозможно узнать, насколько глубока река, пока ты в нее не войдёшь. Готов - не готов, ты учился, познавал, впитывал в себя, но пока не начнёшь этим заниматься сам, не поймёшь глубину. И теперь я каждый день погружаюсь всё глубже и глубже и понимаю, что еще не достиг всей глубины (улыбается).
- После рукоположения в иереи вас сразу назначили настоятелем в Лебяжье?
- Сначала был «сорокоуст», потом назначение. На тот момент там не было настоятеля. Предыдущего – отца Евфимия Балина - перевели в Утятское. Окормлял приход отец Леонид Корниенко, приезжал по воскресеньям из Варгашей.
- Как вас в новом статусе восприняли односельчане и жители Лебяжья?
- Лебяжьевский приход меня знал, потому что моё вхождение в Церковь происходило через Лебяжье. Когда я на межвахте приезжал домой, понимая, что в храме Лисья службы в это время может и не быть, старался 1-2 раза съездить в храм Лебяжья. Иногда попадал на всенощную, которую представлял очень смутно, но на Литургиях был постоянно. Меня сразу заметили, что могу петь и читать, но я, в основном, читал и позиционировал себя как чтеца.
Я не мог просто так стоять в храме, пока идёт служба, мне требовалось деятельное участие. Именно в процессе я получал ту благодать, к которой стремился. Какой бы долгой ни была служба, как бы тяжело ни было, я только в процессе стяжал благодать. Так я понял – да, это моё, да, надо идти. Поэтому, когда я пришёл в Лебяжьевский храм уже настоятелем, прихожане восприняли с теплом, радостью и радушием, и это продолжается и по сию пору.
Не всё просто, но это случается в любых отношениях с людьми. К каждому нужен свой подход, какие-то проблемы приходится решать не совсем так, как люди привыкли. Наверное, многие хотели, чтобы настоятель был пожёстче, чтобы был более зорким и требовательным. Но я не такой, потому что считаю – нужно учить своим примером, как преподобный Сергий Радонежский. Стараюсь влиять мягкостью, убеждением, потому что всем нам в жизни не хватает любви и милосердия. А быть не пастырем, а каким-то пастухом мне просто не хочется.
Иногда от этого бывает трудно, но по-другому пока не готов.
- Вам как настоятелю, приходится налаживать связи не только с верующими, но и с властью, с культурой, с образованием. Судя по новостным лентам, вас хорошо приняли в муниципальном округе, вы часто и успешно общаетесь со всеми, так ведь?
- Что меня более всего утруждает на служении в районном центре – это то, что крещеных и верующих людей много, а в храм ходит мало. Причём они от этого сами и страдают, предпочитая поехать в город, в соседний райцентр, но не в наш храм. Видимо, в истории прихода были какие-то события, которые отвернули их от этого храма, и люди теперь предпочитают сесть на электричку и приехать в кафедральный собор или другой храм Кургана. Эту ситуацию я пока переломить не могу, но сталкиваюсь постоянно.
И во власти, и в школе, ив больнице, куда я хожу, везде есть люди, сердце которых тянется ко Христу, но они не могут прийти в местный храм. Пока я не готов и не могу это изменить. Да и цели такой не ставлю. Но если человек ко мне обращается, я стараюсь действовать только своим открытым сердцем, добрым словом, отношением, чтобы не оттолкнуть его от Христа.
- У вас по-своему уникальная ситуация, что земляком лебяжьевцев является сенатор РФ Сергей Николаевич Муратов, который очень ревностно и внимательно следит за жизнью храма и всего райцентра. Как вы оцениваете эту ситуацию? К сожалению, есть примеры, когда благотворители очень вмешиваются в жизнь храма и буквально диктуют свою волю. У вас как?
- Не сказать, что у нас отношения дружеские, мы не так часто общаемся. Если что-то нужно, то мы переписываемся через Ватсап. Хорошо, когда человеку дан талант разговорной коммуникации, но я предпочитаю написать, чтобы человек правильно понял. Иногда наше восприятие нас обманывает: мы, вроде, говорим одно, а человек понимает другое, и ты начинаешь сомневаться, а не ошибся ли? Написанное же всегда можно перечитать, поэтому я предпочитаю не звонить, а писать.
С Сергеем Николаевичем мы не часто списываемся, только по необходимости. Он не вмешивается в жизнь прихода, но помогает при необходимости. К примеру, провести ремонт. Он сам приехал, увидел, в каком состоянии храм и прихрамовая территория, сразу сказал – сделаем то-то и то-то. Он присылает людей, которые делают всё необходимое. Здесь такой баланс: и не вмешиваться, и отслеживать происходящее. Слава Богу, он помогает, нам бы своими силами это было бы не сделать. Его помощь бесценна! Он ведь не просто благотворитель, он родом отсюда, для него дело чести, чтобы храм на его малой родине был в приличном состоянии.
Сейчас у нас идёт роспись в алтаре, скоро перейдём в главный храм. Здесь нужно будет обшивать, грунтовать, потом начнётся роспись. Слава Богу, всё идёт потихонечку, преображается!
Тема военного богословия
- Отец Сергий, вы до сих пор студент семинарии?
- Нет. Пять лет я проучился, госэкзамены сдал, но диплом не защитил. Вопрос защиты диплома периодически возникает, в прошлом году вставал. Но я до конца 5 курса так и не определился с выбором темы. Взял наугад «История храма Святой Живоначальной Троицы села Лисье», но, информации мало, а высасывать из пальца невозможно. Работа с архивом, то, что я оттуда взял, меня не порадовало, потому что, судя по найденным материалам, сбор денег на строительство шёл тяжело, храм строился долго. В 1903 году в храме начались службы, а в 1915-м все закончилось. Нет никаких сведений, что случилось – какой-то раскол или ещё что? Почему люди, не успев толком построить храм, вложившись в него, вдруг всё бросили?
В протоколах 1935 года написано, что в селе верующих нет, что имущество растаскивается, просим отдать здание под избу-читальню. В 1938 году из Челябинска пришел ответ – пожалуйста, берите и пользуйтесь. Что произошло с людьми – у меня до сих пор нет ответа. И не случится ли подобное в наши дни? Я поставил перед собой задачу восстановления храма. Для этого мне, священнику, настоятелю, нужно привлечь средства, найти людей. А надо ли? На службы приходят 5-6 человек, в основном, старые люди. Многие из прихожан уже ушли из жизни, а новых не наблюдается. Вот сейчас и думаю – восстановим храм, а кто сюда ходить будет? Честно скажу, меня эти мысли смущают.
Тем не менее, если Господь благоволит нам, мы служим каждую субботу, люди приходят, они рады, что службы совершаются, что они могут причащаться Тела и Крови Христовой, причём, не изредка, как было раньше, а постоянно. И то, что наш храм включили в губернаторскую программу по реставрации, внушает мне оптимизм, позволяет не отчаиваться, а надеяться.
- Вы намерены дописывать дипломную работу по этой теме или возьмёте другую?
- Сейчас я уже не хочу брать её, но другую тему, которая мне более по душе, не так-то просто разработать. Пока еще решение не созрело окончательно, посмотрим, как дальше будет. В свете последних событий, после поездки на СВО (отец Сергий был на СВО с января по март 2024 – ред.) у меня родилась мысль раскрыть тему военного богословия в свете Священного Писания.
Я видел и слышал на фронте, что говорят люди разных вероисповеданий, и меня очень интересует – что же нас объединяет с мусульманами, с язычниками и неоязычниками, с которыми мы находимся в одном окопе? Интересует конфессиональная представленность в зоне боевых действий. Идея пока незрелая. Я слушал людей, с которыми удалось установить контакты, и понял, что эта тема мне интересна, над ней можно поработать. Но чтобы тему развернуть, мне нужно снова выехать туда, но уже не в качестве священника, а педагога, бойца. Для этого нужно благословение владыки, а он такого благословения не даёт, и, соответственно, у меня всё находится в неопределенном состоянии.
- Отец Сергий, вы только год успели побыть настоятелем и изъявили желание поехать на СВО. Что вас побудило на этот шаг?
- Предысторию я уже рассказал, когда говорил про армию, и про триггер. А второе… Вот смотрите – меня рукоположили 15 февраля 2022 года, а СВО когда началось? 24 февраля. Если бы не рукоположение, не диаконская присяга, я бы сразу пошёл на СВО. Моя жизнь изменилась, когда я ушёл с Севера, и если бы тогда владыка не принял решение о рукоположении, я был бы уже там, и при этом был бы не подготовлен к тому, с чем пришлось бы столкнуться. Не знаю, что бы со мной произошло – не в физическом смысле, а в духовном. Скорее всего, был бы духовный слом. Но тем и замечателен Божий промысел: если ты доверяешь Богу, то Он проведет тебя так, как нужно провести, именно по твоей дороге.
Поэтому, когда началось СВО, я на вопрос отца Леонида, поеду ли туда добровольцем, ответил без всяких сомнений – да. «Спроси у матушки, если она не против, тогда мы тебя внесем в список добровольцев. Если она против, то не внесём». Я спросил, жена сказала «да». И не то, что прямо легко согласилась, просто поняла, что я еду туда не как воин, а как священник, и меня близко к боям не подпустят. В общем, она согласилась. Я написал прошение на отправку, практически год ожидал своей очереди, и она пришла.
Понимаете, опыт поездки на СВО избавил меня от многих иллюзий, привел к некому пониманию – всё происходит по промыслу Божию. Самое главное – довериться Ему, не пытаться делать по-своему, а следовать Его воле. И всё будет так, как должно быть.
- По моим наблюдениям, со СВО вы вернулись другим человеком – потрясенным, внутренне изменившимся. Свои мысли вы изложили на бумаге, и ваши записки священника мы публиковали в газете «Православное Зауралье» за апрель 2024 года.
- Это потрясение и сейчас никуда не делось. Оно связано с потерей иллюзий, а нам иногда очень тяжело с ними расставаться. Мы живем в своём придуманном мире, в котором нам уютно и комфортно. И вдруг понимаем, что на самом деле в мире всё не так. Ты придумал себе реальность, а на самом деле она совсем другая. И когда ты сталкиваешься с человеческой трагедией в виде войны, то начинаешь ее остро ощущать и понимать ценность человеческой жизни – своей, ближнего твоего и даже того, кто напротив тебя. Даже в этих трагических событиях Господь оказывает человечеству милость и любовь. И принимать это понимание больно, оно травмирует, но при этом духовно обогащает.
Мы все оттуда вернулись другими. И все, кто придут, будут другими. Но мы – священники, мы служим Богу и людям, у нас совершенно другое, духовное вИдение. А те ребята, которые этого не имеют, зачастую приходят сломленными, поврежденными, причём, настолько сильно, что не могут уже обходиться без алкоголя, наркотиков, психотропов. Они не видят иного пути сбежать от той реальности, в которой они побывали. И помочь им - наше служение здесь.
- Вас недавно назначили председателем комиссии по помощи вернувшимся со СВО?
- Это не комиссия. Московская Патриархия организовала группу помощи семьям участников СВО и ветеранам. От каждой епархии представлены священник и координатор. Все мы будем подключены к группе в Телеграм, там будут давать краткий онлайн-курс, как работать с семьями и ветеранами. Я написал секретарю епархии, что к этой работе желательно привлечь священников, которые там были – им легче войти в контакт.
Одно дело, когда ты приходишь с предложением помощи, а он тебя спрашивает – а ты там был, ты всё сам видел? Ведь там реальность совершенно другая. И если священник скажет – нет, не был, то он ничем не поможет. Соответственно и семья, которая слышит, знает и получает оттуда информацию, которая не совпадает с информацией из официальных источников, получив предложение о помощи от священника, там не бывавшего, ответят – не лезь к нам, ступай с Богом!
Поэтому ребята приходят со СВО и молчат. Не потому, что им сказать нечего, а потому, что боятся быть не услышанными или неправильно понятыми обществом. Им на фронте пришлось пройти не просто через ад, а через насилие, которое они сами совершали, и это их травмировало. Они проходят через предательство, через всё то, что мы в обычной жизни осуждаем. Там всё обнажается, концентрируется, там человек проявляется сразу, там не обманешь никого! И я опасаюсь, что, когда эти ребята вернутся, будет очень много претензий к власти. И как мы сможем это всё сгладить, вернуть их к жизни, если они этого захотят?
Это будет очень серьёзная работа! С таким опытом мы еще не сталкивались. Последний раз священство участвовало в Первой мировой войне. За ней последовала революция, гражданская война, уничтожение Церкви… Великую Отечественную войну страна проходила практически без священников. Получается, у нас нет опыта реабилитации военных ветеранов, ее придётся наработать. Поэтому не исключено, что я дипломную работу возьму на эту тему.
- Насколько я знаю, уже будучи благочинным, вы ещё раз подавали прошение об отправке на СВО. Правильно?
- Не совсем. Дело в том, что в циркулярном письме из епархиального управления было указание сообщить, кто из священников нашего благочиния готов добровольно выехать в зону СВО по призыву Московской Патриархии – они для более масштабной работы набирали порядка 250 священников кроме тех, которые уже там побывали. В ответном письме я сообщил, что никто из наших священников не изъявил такого желания (по состоянию здоровья, семейным обстоятельствам), но если есть необходимость, то я готов. То есть, единственный доброволец из нашего благочиния – это я. Получается, это не прошение на то, чтобы меня отпустили, а ответ о том, что я готов быть добровольцем, если потребуется. На что мне отец Михаил Кучеров сказал: «Владыка не благословляет, ты нужен здесь».
Заботы благочинного
- Практически сразу после вашего возвращения со СВО вам дали послушание быть благочинным сдвоенного Северо-Восточного церковного округа. Как вы это восприняли? Какими силами вам это далось? Что нового от вас потребовалось?
- Во-первых, это было неожиданно. Во-вторых, я понимал, что быть благочинным – это совсем не то, что быть просто настоятелем. Здесь принимаешь ответственность не только за себя, но и за находящиеся в твоём благочинии приходы. Не сказать, что это было гораздо труднее чем то, что было в моей жизни. Просто ты на себя принимаешь более высокий уровень ответственности.
Это легко, если ты в жизни однажды научился брать ответственность за свою жизнь, за жизнь близких, подчинённых, за их благосостояние. Тот же Север научил понимать – да, люди приезжают зарабатывать деньги, но не для себя, а для своих семей. И от того, насколько хорошо они выполнят свою работу, зависит благосостояние их семей.
Это особый уровень ответственности. Когда ты его на себя добровольно принимаешь, это иго не кажется таким тяжелым, а бремя становится благим. Ты делаешь то, что Господь талантами тебе дал. Ты служишь Богу и людям, и это не тяжело. Господь правильно говорит: «Иго Моё Благо, бремя Моё легко» (Мф. 11:29). Но готовы ли мы к этому? В нашей жизни могут происходить события, к которым мы можем быть не готовы. Но ты их либо принимаешь, либо не принимаешь. Ты делаешь то, что можешь, и то, что должен.
- В обязанности благочинного входит взаимодействие и определенное руководство над священниками Северо-Восточного церковного округа. Но они старше вас и опытнее по времени служения в сане. Как вы это преодолеваете?
- Вы сейчас правильно сказали: я – молодой и малоопытный священник, другие отцы гораздо дольше меня служат, у них больше духовного опыта. И в этом смысле мне внутренне некомфортно. Я все-таки ещё новобранец. Но опять же – как и на предыдущей работе, я служу тем, чем могу: стремлюсь, чтобы не только эти священники достойно и правильно совершали служение, но и их семьи были благополучны, и окормляемые, пасомые ими люди тоже чувствовали заботу о них вышестоящего начальства. Когда ты понимаешь, что на тебя возложено, то начинаешь трудиться соответственным образом – невзирая на молодость по служению в Церкви. Это тяжеловато, но приходится понимать, как некий крест, который нужно нести. Наверное, секретарю епархии о. Михаилу Кучерову, который так решил, виднее, что я могу, а что нет. Я даже сам о себе многого не знаю, но в процессе деятельности и выявляется, способен ты или нет. Стараюсь не самообманываться: если могу, то могу, если нет, то буду стараться, но как получится.
Домашний очаг
- 6 сентября 2016 года вы и ваша жена Людмила были венчаны в храме села Лисье. Кто вас венчал?
- Отец Олег Батюков. Сейчас я понимаю, что к венчанию нужно подойти с определенным духовным опытом. Но наше венчание стало первым шагом моей жены в Церковь. В нашей семейной жизни её и моё духовное развитие шли параллельно, а тут пересеклись. Это промысел Божий. Венчание было обязательным требованием при поступлении в семинарию, и на моё предложение жена согласилась.
- У вас в семье трое детей?
- Да. Первая дочь, Диана, родилась в мае 1998 года, через год, месяц и один день родилась вторая дочь – Алёна, а в декабре 2012 года родился сын, Павел. Дочери уже взрослые, у Дианы муж – военный, сейчас на СВО, перехватывает дроны. У младшей трое детей, но она не замужем – и первый, и второй брак оказался неудачным. Она живёт в Лебяжье, в приходском доме. Сын учится в 5 классе.
- Матушка кем работает?
- Матушка всегда всю жизнь работает домохозяйкой и моей женой (улыбается).
- Прекрасно! Это для женщины, наверное, самое лучшее.
- У нас это даже никогда не обсуждалось. На ней дом, очаг, обеспечение моего тыла, и больше ничего.
- Как ваши дочери относятся к тому, что их отец – священник?
- Они никогда не были против и целиком поддерживали меня в этом. Младшая – точно папина дочь, старшая характером больше похожа на маму. У них было не удивление от моего решения, а радость.
- А сын как принял ваше рукоположение? Как сейчас относится к тому, что папа – поп?
- Нормально. Он ходит в храм, причащается.
- Помогает вам, алтарничает?
- Он не может, у него некоторые проблемы со здоровьем, поэтому ограничиваемся тем, что я его исповедую и причащаю. Матушка помогает по храму, принимает записки в лавке. Когда меня нет, организовывает прихожан – в воскресенье вот дрова складывали, она всех собрала. Когда нужно – звонит: девочки, надо в храме помыть… Самая настоящая моя половинка (улыбается).
– Расскажите, как устроен быт вашей семьи?
- Я не только священник, но еще и муж, и отец. Мы живём в селе Лисьем, у нас половина дома на два хозяина. Подсобного хозяйства как такового нет, только куры. Поначалу мы держали хозяйство, но когда я стал ездить на Север по вахте, супруге стало тяжело справляться одной, и мы решили от него отказаться. У нас есть огород, нынче картошка сгнила из-за обильных дождей. Дом и огород – забота жены. Но за мной физическая работа плюс общение со школой по поводу сына и уроки с ним. Такой вот быт. Конечно, супруга моя иногда бывает недовольна моими поездками по священническим делам, говорит, мол, когда ты работал по вахте, я тебя чаще видела, а сейчас урывками, наездами.
- А свободное время как предпочитаете проводить? Присущи вам мужские увлечение – охота, рыбалка, техника?
- Нет. От слова совсем! Я не технарь, только недавно пошёл учиться в автошколу, чтобы сдать на права, да и то потому, что по долгу службы нужна мобильность. Недавно впервые сел за руль, даст Бог, скоро и своя машина появится.
Моё любимое занятие – чтение. Читаю и духовную, и художественную литературу. Когда делаю тяжелую работу, включаю музыку. Люблю только классику, Бах и Бетховен – мои любимые композиторы. Иногда Вивальди слушаю, потому что музыкальное образование, полученное в детстве, определяет многие вкусы человека, даёт понимание красоты классики. Надеваю наушники и иду колоть дрова, по 5-10 кубов. У нас печное отопление, топим дровами.
Наше село не газифицировано, и не знаю, дойдёт ли газ до нас. Сейчас арбитражный суд решает вопрос о передаче храма в собственность. Ещё землю оформим, и буду подавать заявление в администрацию на газификацию. Возможно, мы будем первыми, кто подаст такое заявление, чтобы в село пошёл газ.
О выборе пути
- Вы в сане недолго, чуть больше двух лет, но были ли за это время сожаления о выборе священнического пути?
- Нет. Господь мне открыл путь, когда я 17-летним мальчишкой попросил у Него помощи, и эта помощь Божия меня сопровождает всю жизнь. Я не сожалею о выборе этого пути, а только о тех ошибках, которые на этом пути совершаю. Стараюсь в будущем их исправлять и избегать.
Я стал священником, но еще не стал пастырем, мне ещё предстоит им стать. Я понимаю, что этот путь может быть очень длинным и непростым. Я читал у кого-то из священников: до рукоположения была жизнь, после него – начинается житие (смеется). Я готовлюсь к этому.
Нет сожаления, но опасаюсь оказаться недостойным того высокого служения, к которому призвал Господь. Святитель Иоанн Златоуст в «Слове о священстве» говорит – ты прежде обсмотри всё, размысли, готов ли ты, а только потом приступай к этому служению. Конечно, тот, кто с малых лет в Церкви, который алтарничал не один год, понимает, что есть определенная реальность, которую тебе нужно либо принять, либо отвергнуть. А когда ты в эту реальность погружаешься внезапно, то иногда случается шок. Но это как прививка. Будь готов к тому, что Церковь – это живой организм, мы с этим пониманием живём и служим.
– Есть ли у вас мечта, цель, к которой стремитесь?
- Наверное, у нас одна общая цель для всех верующих в Господа нашего Иисуса Христа - достичь Царства Небесного. Но мы должны помнить, что Царство Небесное внутри нас. Если мы его не вырастим в себе, то и, шагнув в вечность, мы его не получим.
Когда тебе плохо, ты заглядываешь в своё сердце, смотришь на свое состояние и спрашиваешь: есть или нет в тебе оно или ты далек от него? Если ты чувствуешь, что тебе плохо, значит, ты отдалился от него, значит, это нужно срочно исправлять. И это зависит от меня. Понимаете? Такая вот цель – достижение Царства Небесного в своём сердце, взращивание его. А что-то конкретное, материальное – я такие цели не ставлю.
Конечно, хочется, чтобы вырос и определился в жизни сын, мы ведь его родили в довольно солидном возрасте. Ему ещё предстоит стать взрослым, а мы возможно, уже не будем в состоянии ему помочь. Хотелось бы наставить его на путь определенный, чтобы дальше он шел своими ногами. Такая вот ближайшая цель, земная, простая.
- Одна из причин эмоционального выгорания священников – выслушивание чужих грехов на исповедях. Как вы стараетесь бороться с этим?
- Пока еще в своём священническом служении я не дошёл до выгорания, ничего об этом не могу сказать. Но я уже знаю о некоторых признаках выгорания – это когда тебе уже не хочется заниматься тем, чем ты занимаешься, когда ты ищешь причины, чтобы не делать то, что должен делать, когда в своём поведении ты наблюдаешь не присущие тебе действия, слова, эмоции. Но, слава Богу, пока этого нет, да и не было ни сейчас, ни на моей предыдущей работе.
Я бы своей прежней работой всю жизнь занимался, она мне нравилась, я понимал, что в своем профессиональном опыте достиг того уровня, когда можно спокойно трудиться, делать то, что у тебя получается лучше, чем у других. Выгорания не произошло и там. Просто я услышал Господа. Мне один священник сказал – ты можешь ответить и “да”, и “нет”, но в любом случае ты за свой ответ будешь себя судить, а правильно ли я ответил? Последствия только на тебе. Господь тебе предложил, а у тебя право свободы выбора.
Я на предложение Господа ответил “да”, это моё решение, мне не о чем сожалеть. Я знал, что будет трудно. Но всегда в этом случае говорю: многие знают, что будет трудно, но не представляют – насколько. И без благодатной помощи Господа Иисуса Христа служение не пройти.
Выгорание наступает тогда, когда ты начинаешь надеяться только на свои силы. Вот тогда ты просто сгоришь! Ты понимаешь, что тебе нужно встать к исповедальному аналою, к престолу, тебе нужно будет сделать то или другое, и ты понимаешь, что это на тебя может навалиться. Господь спросил у своих учеников – можете ли вы креститься тем крещением, которым Я крещусь, испить ту чашу, которую Я пью? Они ответили утвердительно, не представляя всей тяжести. Господь вошёл в Иордан после всех, в мутную воду, омывшую грехи человеческие. Он взял их на себя и очистил. Он первый это прошёл, а потом у меня спросил – ты сможешь войти? Да! Ты будешь туда входить и пить ту чашу, которую Я пью? Мы должны понимать, что идти за Христом – это идти на Голгофу. Наше воскресение лежит через Голгофу. Сначала Фавор, потом Елеон, потом Голгофа, потом воскресение. Мы должны это помнить. Если рассчитывать только на свои силы, быстро сгоришь.
- Отец Сергий, вы очень интересный собеседник. Всё ли я у вас спросила, что вы были готовы рассказать? Или я что-то упустила важное?
Иерей Сергий Алексеев: «Мне хочется быть не пастухом, а пастырем», изображение №29
- Даже не знаю. Вообще, человеческая жизнь, не только моя, а любая – это целая вселенная, исследовать ее невозможно. Путь каждого человека уникален. Каждый человек уникален! И когда нас спрашивают – дайте совет в том-то и в том-то, я отвечаю – извини, не могу. Если ты положился на промысел Божий, то и уповай на Господа, Он тебя поведет. Ты просто принимай то, что Он тебе даёт.
Смирение как раз в том и заключается, что через какие бы события ты ни проходил, всегда должен помнить, что тебя ведёт Господь, Он не даст тебе ничего сверх твоих сил. И когда ты это понимаешь, в сердце наступает мир. Смирение – это мир в сердце. Война – это не там, где убивают, а когда мира нет в сердце. В какой бы ситуации ты ни находился, что бы ты ни делал, чем ни занимался – в твоем сердце должен быть мир. И тогда ты пройдёшь через всё! «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил 4:13). Только так можно жить. Этому учимся сами и учим своих прихожан, которые приходят с болью, проблемами, страхами, страданиями. Только с Божией помощью, в Божией благодати можно решить все проблемы.
Беседовала Татьяна Маковеева.